Высокие статистические технологии

Первый народный
01.10.2025

К 130-летию С. Есенина
Понятие «народность» за последние четверть века сдано в архив советской истории. Тем более применительно к поэзии кажется оно анахронизмом, между тем являясь, по сути, корневой сущностью поэтического дела, своеобразным кодом чувствования поэтом тончайших биений народного пульса…
Думается, три имени в русской поэзии наиболее соответствуют этому понятию: Пушкин, Некрасов, Есенин… (Что бы ни говорить о других великих и замечательных поэтах, всегда найдётся некоторое «но» в связке с понятием «народность»).
Никого, вероятно, так не любили, как Есенина: свой в академических кругах высоколобых гуманитарных интеллектуалов и в воровской низине, Есенин соединял несоединимое, выявляя общность, когда не самую русскость разнополярных людей…
Он возникал в детстве, и «Поёт зима, аукает…» воспринималось кружевным, ажурно-снежным аналогом счастья, не говоря о сладчайшей музыке стихов…
Он прорастал сквозь юность – ритмами рваными и образностью такой пестроты, что захватывало дух; он становился спокойно-умудрённым собеседником в разливах «Анны Снегиной», и взрывал неистовым накалом «Чёрного человека» и «Пугачёва» в годы взрослые, когда трагедийный излом жизни становился понятен и очевиден.
Не всем приходился впору мистический Есенин ранних поэм, или больших стихотворений: таких, как «Инония», или «Октоих». Между тем ярко-красные, несколько воспалённые фрагменты «Инонии» пронизаны подлинной эзотерикой…
Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.
Кажется кощунственным?
Ничуть не бывало, ведь Христос на Тайной вечере говорил: ешьте хлеб-тело-сущность моего учения, и пейте кровь-вино-суть Моих слов. То есть следуйте Моему примеру, а вовсе не замирайте оцепенело в пределах ветхих обрядов…
И стих Есенина – Китеж его, буря образности – именно от подобного толкования.
Китежа много в Есенине: он наполняет стихи и таинственным мерцанием грядущего, и отчаянием невозможности втащить это грядущее в «сейчас»; Китеж гармони и правды пронизан сочным калейдоскопом красок, где превалируют красный и зелёный, где золото луны отсвечивает загадкой задумчивости природы русской.
Она тиха и напевна, она не только не ждёт бурь, но готова врачевать от них – в том числе, завертевшийся в денежно-эгоистической галиматье современности нынешний социум…
Отчаяние, столь густо разлитое во многих стихах Есенина, компенсируется совершенством: ибо когда такие песни возможны, не всё так безнадежно.
Не всё безнадежно, когда и такие национальные поэты есть у народа, пусть и уведён он в ненадлежащие лабиринты. Время всегда союзно с подлинным, и никогда не позволяет ржаветь золоту.
Животные и птицы
И месяц рыжий гусь, и кошек на свете так много, что непроизвольно срывается серебряное, звенящее – ах!
Есенину принадлежит поэтическая формула (среди других – многочисленных) необыкновенного, глобально-человеческого, интенсивно-верного восприятия яви:
«И зверьё, как братьев наших меньших/ Никогда не бил по голове…»
Тут нечто из не представимого грядущего, где лев и ягнёнок должны возлечь рядом, где будет метафизическое золото жизни, и никто не вспомнит про агрессию, столь яро полыхающую на протяжении всех человеческой истории…
В Есенине много ветхозаветного, понятого по-русски: оно вшифровано в драгоценные гирлянды строк, – им пропитаны они, как необходимой субстанцией яви…
И сколько братьев наших меньших проходит, пролетает по страницам Есенина… Любое упоминание драгоценных существ словно укрупняет их, являя по-новому; даже иволга – вроде не имеющая отношения к телу стихотворения, вспыхивает в недрах его души:
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Возникает Джим – с его тяжёлой, крупной лапой; Джим, чьи глаза мы видим уже много-много лет, мудрые собачьи глаза, способные утешать, поддержать:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Мы прочитаем про то, как «…покатились глаза собачьи / золотыми звёздами в снег…» – и тут, кажется, даже каменное сердце – именно такие в наши дни принадлежат политикам и богатым бизнесменам – должно бы умягчиться…
Во всех стихах Есенина, где речь идёт о животных, скрыта особая метафизика: она – о подлинной любви, о векторе правильного восприятия мирового космоса, открытого нам внешним миром, и сладость есенинских созвучий, включивших в себя представителей животного мира – точно двойная, избыточно нежная, хотя и грустная…
Снежная Снегина
Снег, снежность, оттенки белого счастья – всё это занимает особое место в стихах Есенина: бликует, переливается огнями, ведь не зря же «метели заводят весёлые прялки», или такая, «просто, чёрт возьми!»…
Поэтому и фамилия Снегина знакова: в ней как будто переливается необыкновенной, не подлежащей коррозиям и деформациям, чистотой та волшебная субстанция, что так хороша на Руси…
Раскрывается село, и название его Радово – словно согрето волшебной радостью, недаром же:
Богаты мы лесом и водью,
Есть пастбища, есть поля.
И по всему угодью
Рассажены тополя.
У Есенина особые – круглые, крупные слова: такие были у классиков XIX века, у основных; недаром, если уж обсуждать великое понятие «народного поэта», то более всего ему соответствуют Пушкин, Некрасов, Есенин…
Разумеется, у него уже новые ритмы: бурно и буйно начавшегося XX века. И тем не менее светящиеся раковины крупных, как соль, слов будто оттуда – из классической традиции века девятнадцатого.
Стих поэмы густ, как питательное млеко, и течёт зеленовато-золотистыми лентами, как только что взятый из сотов мёд: волшебными лентами языка.
Стих повествовательный, неторопливый, плавно и мерно разворачивающийся; стих, не допускающих никаких сбивов или ритмических, усложнённых узоров.
…Вспышкой даётся память о войне:
Война мне всю душу изъела.
За чей-то чужой интерес
Стрелял я в мне близкое тело
И грудью на брата лез.
Я понял, что я – игрушка,
В тылу же купцы да знать,
И, твердо простившись с пушками,
Решил лишь в стихах воевать.
Село должно исцелить душу, бальзамом волшебных мест пролиться на все её раны, расчёсы, разрывы…
Но только человек с огромной, целостной и глубокой душой мог слагать такие строки, собирая их в тугой короб поэмы.
Поэма сюжетная, как большинство русских поэм, и сюжет её достаточно известен: даже тем, кто вовсе не читает стихов: ибо и у них будет тёплое отношение к Есенину, ибо и они в какой-то мере соприкасались с ним…
Поэма – помимо вполне отчётливой фабулы с её психологическими извивами – исследует русскую душу: её феномен, её очарованность (о которой так хорошо писал Лесков), её способность сострадать и сопереживать глубоко, как будто вздымаясь в бездну: ибо бездны бывают световые.
И мерцает волшебная, снегом перевитая фамилия, которая сама по себе уже поэзия, усиливающаяся от сочетания с нежным и строги именем: Анна Снегина…
Есенин и Клюев
Пёстрые ткани словес Клюева зажигались новыми огнями в поэзии Есенина, превзошедшего друга и отчасти учителя…
Поэзия Клюева слишком погружена в узорочьё орнаментальности и не обладает полными ветром парусами лиризма, допускающими сакральный полёт в бездны народа…
Есенин отзывался в любых душах, имея в виду весь диапазон человеческих низин и высот: от алкаша до академика Есенина читали и любили.
Клюев, оставаясь одной из ярчайших звёзд в созвездии русской поэзии, обращён – несмотря на избяное, деревенское, ушедшее – к гуманитарным интеллектуалам, умеющим видеть метафизику за любым сильным словесным высказыванием…
Клюев более пристрастен к деревне: его не изъять из этого мира, не оторвать от избяного уклада, он рассматривает идущее на смену железо и технологии чуть ли не как своеобразный крах русского космоса.
Есенин иначе относился к действительности – видел её постоянную изменчивость, ощущал необходимость оной; Есенин шёл вверх, Клюев же, достигнув определённой высоты, на ней и остался.
Его стихи статуарны, в них мало динамики; вернее, она очень специфична: так порою кажется, что река стоит.
Странные живописные ассоциации вызывают стихи Клюева: тут и древнеегипетские изображения и новгородская икона…
Бурлящая плазма Есенина вся от жизни, даже метафизические, философские его тексты связаны с нею: в Клюева больше от дремучей, сложно сконструированной метафизики былого…
Впрочем, богатство Клюева не уменьшается от того, что Есенин превзошёл его.
Поэма поэм
Какой исследователь сможет сказать, с каких пор стал Есенина смущать Чёрный человек? Приходить, мерещиться, требовать жертвы? Жертвой должна была стать жизнь поэта: не больше, не меньше: Чёрный не признаёт альтернатив, и не позволяет увёрток.
Неистовое начало поэмы – с образностью абсурдной, с мистической поэтической суггестией, когда у читающего в первый раз словно вспыхивают сомнения: деревья? Как всадники? Съехались в саду?
Потом становится очевидным – ведь так и есть: и как же мощно и точно увидено…
Но:
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Отдаёт бредом, помноженным на алкоголь, упомянутый сразу же в начале: и бред этот настолько высок, что стоит миллиона нормальностей… (Конечно, «ночи», а не ноги: Есенин – волшебный мастер кристальной звукописи – не допустил бы не нужное «г» вместо очевидного гуттаперчевого «ч»).
От неистовство крика, смиряемого мастерством, столь же неистовым, и разворачивается полотно жизни: отчасти грубо, отчасти нежно, порою снежно, ведь не зря же «метели заводят весёлые прялки»…
Реквием по себе? Сожаление о несделанном? И такие ноты слышны.
Слышно много, как в грандиозной симфонии: и национальное, русское, совмещающее чудовищно плохое, вроде пьянства до зелёных чертей, пусть соединившихся в одного Чёрного человека, и немыслимо высокое: вроде дара, позволяющего вершить такие поэмы; колонны поэтического текста вздымаются ввысь: выше, выше, даже если речь о длинноволосом уроде, говорящем о мирах прыщавой курсистке. И верно ведь, сколь ни плюйся – верно, смертельно, обидно верно…
Захлёба нет: то есть внутренний – но стиха это не касается, он не ослабевает ни на миг – увеличивая силы, становясь вовсе запредельным: кажется, некуда дальше…
Сложно сказать, есть ли в поэме кульминация: она как будто раскрыта в вечность…
В финале – с разбитым зеркалом – даже и успокоение некоторое мелькает: нет никакого Чёрного, надо жить…
Однако придёт следующая ночь, опять наковеркает всего, но поэма уже не взорвётся в мозгу, чтобы выплеснуться на бумагу…
И останется феноменальный прорыв в запредельное русской речи, уходящий в бесконечную даль к бесконечным же потомкам…
Пламя Пугачёва
То, что Достоевский мыслью одного из своих персонажей хотел сузить русского человека, верно только отчасти: ширь эта – краска к необычности своеобразия; хотя, как ни прискорбно, сузили нас прагматично-эгоистические условия бытования, воцарившиеся в Отечестве…
Сложно сказать, кто ближе русскому неуёмному духу – Пугачёв, или Стенька.
Думается, о Разине Есенин здорово написал бы языком «Марфы Посадницы» – с орнаментальными извивами (не зря же он так интересно исследовал орнамент в «Ключах Марии»!), и с удалью, соответствующей самому стихийному русскому бунтарю.
Пугачёв, кажется, более расчётливым: что никак не сказывается на шаровом размахе есенинского текста.
Кстати, чисто в техническом плане в «Пугачёве» Есенин разбросал много перламутров-рифм: рынок-Екатерина, Пётр-пот… Много. Бессмысленно считать.
Лентами промелькнёт обзор тогдашнего житья: невесёлого, требующего коррекции: но коррекция у нас – только такая – всех поднять на протест.
Что, впрочем, логично: вечные, условные Три Толстяка никогда сами не слезут с богато украшенных тронов, стоящих на людских телах.
Мощь поэмы перекипает мышцами Геркулеса (сколь бы ни были далеки греческие мифы от мирообраза Есенина), одолевающего Антея…
Люди собираются, количество персонажей увеличиваются, громами падают речи, закипает гигантский котёл движения: кажется, кипения не остановить.
Бурлят и цвета в недрах поэмы: красный вспыхивает, переливаясь золотом; зелень мерцает оттенками запредельных трав, и в покрое языка есть нечто от райских узоров.
Может быть, используются цвета, которых нет в человеческом спектре?
Гущь и дебрь российского бытования представлены крупно, щедро, неистово…
Вписанное в реальность на века не подлежит ветшанию: и разносятся, не слабея, неистовые звоны есенинского «Пугачёва», и вспыхивают радуги надежд и устремлений, и поражение, отливающее антрацитом, кажется, не столь уж страшным…
По поводу нового памятника Есенину
Скорбный Есенин, трагичный Есенин, народный Есенин: любимый всем спектром людей: от алкашей до академиков… Есенин, заставлявший иначе смотреть на жизнь столько поколений…
Каков должен быть ему памятник?
О, здесь нужен скульптор необыкновенный силы: пусть не в рост словесного дарования поэта, но достаточно высокий.
И вот к 125-летию со дня рожденья поэта ему открывают такой памятник…
Что им выражено?
Падение ангела?
Но Есенин не был ни ангелом, ни сорвавшимся: до конца оставаясь верным высоте своих поэтических возможностей.
Просто игра?
Но слишком уж неудачно избран объект.
Сломанные крылья?
Они – метафизические крылья, нёсшие поэта, – были целыми и мощными до самого финала – последнее знаменитое стихотворение свидетельствует об этом.
Скульптура, так же, как и все виды искусства, имеет одну цель: возвышение души, её рост, её стремление к запредельности: именно этой цели служили хоть Микеланджело, хоть Марк Антокольский.
Какую высоту можно ощутить, глядя на подобный скульптурный постмодернизм, точно призванный уродство посчитать правдой?
Мусорное время, закручивающее турбулентно всех; время поделок и безделок, неудержимого псевдосамовыражения, когда любое возможно, когда якобы формальный поиск определяет суть…
Создаётся впечатление, что суть этого памятника – глумление.
Впечатление это стойкое, и, судя по различным постам в соцсетях, оно поразило многих…
Александр БАЛТИН

https://sovross.ru/2025/10/01/pervyj-narodnyj/

Жизнь и судьба поэта-пророка
01.10.2025 - Прокомментировать
1
Поделился
3 октября 2025 года исполняется 130 лет со дня рождения одного из самых выдающихся русских и советских поэтов ХХ века С. Есенина. Его стихи мастерски живописно отражали не только красоты русской природы, но и, как поэт-гражданин, он запечатлел первые шаги Советской власти в результате Октябрьской революции 1917 года. «В эти годы он был не просто сторонником революции. Он считал себя её частью и не скрывал этого», что убедительно показал д.э.н., проф. В.Н. Федоткин в статье «Есенин: «О Русь, взмахни крылами!». («Советская Россия». 21 августа 2025 г., с. 7.)
Сергей Есенин родился в селе Константиново Рязанской губернии, в крестьянской семье. С малых лет испытал разлуку с родителями вследствие семейного разлада. Его мать была выдана замуж не по любви. Через три года она с ребенком вернулась домой. Оставила маленького Сережу на попечение своих родителей, зажиточных старообрядцев, а сама ушла на заработки в Рязань. Правда, в дальнейшем она опять сошлась с мужем, и у Сергея появились две сестры, Татьяна и Екатерина. По воспоминаниям С. Есенина, бабушка с дедушкой оказали огромное воздействие на его духовное развитие. «Я рос в атмосфере народной поэзии. Бабка, которая меня очень баловала, была очень набожна, собирала нищих и калек, которые распевали духовные стихи. Еще большее значение имел дед, который знал множество духовных стихов наизусть, хорошо разбирался в них». (Ткаченко В. и К. Частная жизнь Сергея Есенина.)
Сергей воспитывался в глубоко религиозной старообрядческой семье, но истинным верующим он не стал. В одной из статей С. Есенин писал: «Я вовсе не религиозный человек и не мистик. Я просил бы читателей относиться ко всем моим Исусам, Божьим Матерям и Миколам, как к сказочному в поэзии…» (Цит. по: Прилепин З. «Есенин».)
Антирелигиозные сомнения, запавшие в его душу, были вызваны, видимо, отношением официальной православной церкви к старообрядческой вере, которое было далеко не доброжелательным. Грамоте Сергей обучился с пяти лет, а сочинять стихи начал с девяти в виде частушек. Позднее С. Есенин отмечал:
«Книга не была у нас совершенно исключительным явлением, как во многих других избах. Насколько я себя помню, помню и толстые книги в кожаных переплетах». (Биография С. Есенина.) На художественное воспитание ребенка и подростка Сережи Есенина влияла среда, в которой он жил и воспитывался. Это речевая культура, привитая будущему поэту его матерью и земляками.
Исследователи творчества С. Есенина отмечают, что его мать Татьяна Федоровна обладала колоритным разговором. «Ее язык напоминал «золотую словесную груду, встречающуюся в речи персонажей Лескова, в пьесах Островского, в книгах Леонова и Шолохова». (Леонова И. 75 лет назад: Интервью с матерью Сергея Есенина.)
К литературе он основательно приобщился в годы учебы в Константиновском земском училище, которое закончил с Похвальной грамотой. В школьные годы он усвоил «Слово о полку Игореве» и запомнил его так, что потом мог читать наизусть. Затем поступил в Спас-Клепиковскую церковно-учительскую школу, которая готовила преподавателей для сельских начальных школ. Его родители желали, чтобы Сергей продолжил учебу в Московском учительском институте. Однако карьера учителя его не прельщала. Приехав в Москву, он устроился на работу и одновременно стал посещать Суриковский литературно-музыкальный кружок, который объединил молодых писателей, поэтов и музыкантов, выходцев из крестьянской и рабочей среды. «Все они были талантливы, все были объединены любовью к русской старине, к устной поэзии, к народным песенным и былинным образам». (Биография С. Есенина.)
Одним из известных суриковцев был Ф. Шкулев, автор знаменитого марша «Мы кузнецы и дух наш молод», который стал своеобразным гимном советской молодежи 20–30-х годов ХХ века.
Чувствуя недостаточность своих знаний в области гуманитарных дисциплин, осенью 1913 года С. Есенин поступил вольнослушателем на историко-философский факультет народного университета им. А.Л. Шанявского. Университет Шанявского был по тем временам едва ли не самым передовым учебным заведением страны. Широкая программа преподавания, лучшие профессорские силы, свободный доступ – все это привлекало сюда жаждущих знаний со всех концов России. Будущий великий поэт проучился там два года, слушая лекции по истории, философии, логике, политэкономии и, конечно, по любимому им предмету – русской и зарубежной литературе. Так что на поэтическую стезю С. Есенин вступил не малограмотным рязанским пареньком, а довольно начитанным человеком.
В январе 1914 года состоялся первый его литературный дебют – в журнале «Мирок» было напечатано стихотворение за подписью Аристов «Береза» («Белая береза под моим окном…»). Интересно отметить, что ровно сто лет назад в журнале «Вестник Европы» было опубликовано первое стихотворение А.С. Пушкина «К другу стихотворцу». В этом явлении Ю. Прокушев, известный исследователь творчества С. Есенина, видит глубокий смысл: «В русскую поэзию ХХ века пришел человек, которому суждено было стать достойным преемником пушкинской славы». (Прокушев Ю. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М., «Советская Россия», 1979. С. 31.) С. Есенин своим творчеством показал неувядаемость пушкинской реалистической поэзии. В конце ХIХ века и, особенно, в начале ХХ века, а также в первое десятилетие Советской власти отношение к поэтическому наследию Пушкина было негативное. Сторонники символизма, имажинизма (от фр. слова образ) и других декадентских направлений в дореволюционной русской поэзии считали реализм, как литературное течение, устаревшим, а вместе с ним и поэзия Пушкина осталась в прошлом.
В бурные годы становления Советской власти на волне революционного отвержения всего и вся в жизни царской России, в том числе и в литературе, нашлись «горячие головы» (одно время среди них был и В. Маяковский), призывавшие сбросить с «парохода современности» наследие Пушкина. В противовес им в напечатанной есенинской анкете по случаю 125-летия со дня рождения А.С. Пушкина, в ответе на вопрос о роли великого поэта в его жизни, записано: «С каждым годом я воспринимаю его все больше и больше как гения страны, в которой я живу… Постичь Пушкина – это уже нужно иметь талант. Думаю, это только сейчас мы начинаем осознавать стиль его словесной походки». (Прилепин З. «Есенин».)
Стихи С. Есенина начали появляться в разных периодических изданиях, в том числе и в большевистской газете «Путь правды». И это не случайно. В середине марта 1913 года он в числе других рабочих Замоскворецкого района подписал заявление в поддержку депутатов-большевиков в Государственной Думе Российской империи. В сентябре того же года участвовал в забастовке протеста против царских гонений на пролетарскую печать. В квартире, где он жил, был проведен обыск, и за ним была установлена на определенное время полицейская слежка.
В декабре 1914 года Сергей бросает работу и отдается весь стихам. Он решается на переезд из Москвы в Петроград, где, по его мнению, бился настоящий пульс культурной жизни страны. Петроград стал для него городом, где приобрел Всероссийскую славу великого русского поэта и, к сожалению, местом до сих пор загадочной смерти в расцвете физических и духовных сил. Ему тогда исполнилось чуть больше 30 лет.
Оказавшись в столице, он первым делом пошел к своему любимому поэту А. Блоку. Встреча с ним была для С. Есенина знаменательной. За свою жизнь Александр Блок видел и слышал многих поэтов, и начинающих и именитых. Его, искушенного в поэзии, трудно было удивить. И все же Сергей Есенин удивил, а вернее, взволновал А. Блока. После первой встречи он записал в дневнике «Днём у меня был рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые голосистые, многословные. Приходил ко мне 9 марта 1915». (Гетманский Э. «Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные».) Блок дал ему несколько рекомендательных писем, позволивших начинающему поэту получить доступ к публикации своих произведений в ряде столичных журналов. Так началось восхождение к признанию его поэтического дара.
На третьем году Первой мировой войны С. Есенин был призван в армию. По ходатайству высоких покровителей, почитателей его поэтического таланта, он был определен в военно-санитарный поезд, который патронировала сама императрица Александра Федоровна. Она вместе со своими дочерьми участвовала в уходе за ранеными солдатами. Служба в санитарном поезде позволила С. Есенину не раз выступить со своими стихами перед царской семьей. Тем не менее верноподданнические чувства к ней он испытывал ни в поведении, ни в поэзии, хотя к тому времени он принял солдатскую присягу, в которой один из пунктов – верное служение царю. Принятие присяги проходило в Федоровском государевом соборе в Царском Селе 14 декабря 1916 года.
Когда начальник поезда полковник Д. Ломанов поручил ему написать стихи, прославляющие благотворительную миссию царской семьи и «светлый лик» царя-самодержца, Сергей наотрез отказался. За такой проступок был отправлен в действующую армию, в дисциплинарный батальон. Дата отправки – 23 февраля 1917 года. В этот день в Петрограде начались беспорядки, переросшие быстро в буржуазную революцию, которая привела к отречению Николая II от власти. Поскольку временное правительство заявило о ведении войны до победного конца, а С. Есенин относился к ней крайне отрицательно в силу своих представлений о социальной справедливости и патриотизме, он самовольно покидает армию.
Октябрьскую революцию С. Есенин встретил с неописуемым восторгом, поскольку внутренне к ней был подготовлен. В автобиографии, написанной за два месяца до трагической смерти, он отметил: «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном». (Есенин С. О себе.) В статье «Ключи Марии» он писал: «Будущее искусство расцветет в своих возможностях достижений, как некий Вселенский вертоград (старославянское слово – виноградник – В.К.), где люди блаженно и мудро будут хороводно отдыхать под тенистыми ветвями одного преогромнейшего древа, имя которому социализм». (Есенин С. Ключи Марии.) В поэме «Инония» он рисует будущее Советской России как некое идиллическое царство крестьянского благополучия, в виде «мужицкого рая».
Вижу вас, злачные нивы,
Со стадом буланых коней.
С дудкой пастушеской в ивах
Бродит апостол Андрей.
В первые два года после Октябрьской революции написал произведения «Преображение», «Инония», «Небесный барабанщик» и другие, полные бунтарских настроений. В стихотворении «Иорданская голубица» он восклицал:
Небо как колокол,
Месяц – язык.
Мать моя – Родина,
Я – большевик.
По мнению С. Есенина, большевики-ленинцы – олицетворение всего лучшего и нравственно порядочного, что есть в человеке. История распорядилась таким образом, что он вместе с А. Блоком, В. Маяковским и В. Брюсовым стал первопроходцем советской поэзии.
Известно, что на одном из литературных утренников, состоявшемся 23 января 1918 года в Тенишевском училище (Петроград), противники советской власти устроили настоящую обструкцию А. Блоку и С. Есенину за их поддержку большевистских преобразований в стране. С. Есенин написал «Кантату» по случаю первой годовщины Октябрьской революции, которая исполнялась при открытии мемориальной доски на Красной площади в Москве. Тогда поэт впервые увидел и услышал Ленина, который выступил с краткой речью. Хочу отметить, что С. Есенин очень тяжело переживал смерть вождя. По словам очевидцев, он несколько часов простоял в Колонном зале, не сводя глаз с него. Ему посвятил стихотворение «Ленин».
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?
Но он потряс…
Он в силу своего поэтического провидения понимал, что страну после смерти Ленина ждут довольно суровые времена, вызванные сложностью решения задач, стоящих перед страной.
Его уж нет, а те, кто вживе,
А те, кого оставил он,
Страну в бушующем разливе
Должны заковывать в бетон.
Для них не скажешь:
Ленин умер.
Их смерть к тоске не привела.
Еще суровей и угрюмей
Они творят его дела…»
В личной библиотеке Ленина есть две книги С. Есенина – «Триптих» и «Избранное». (Библиотека В.И. Ленина в Кремле. Каталог. М., 1961, с. 496.)
Летом 1921 года в Москву по приглашению наркома просвещения А. Луначарского приезжает из-за границы на гастроли всемирно известная американская танцовщица Айседора Дункан. Заодно с ее помощью, было решено открыть новую балетную школу, которая сосредоточилась бы на пропаганде коммунистических идей посредством танца. 7 ноября 1921 года А. Дункан вместе со своими питомцами из балетной школы в Большом театре дала большой концерт, на котором присутствовал Ленин. По словам видного большевика того периода Н. Подвойского, когда концерт закончился танцевальным номером на мелодию «Интернационала», то зрители долго требовали повторения этого танца. Второй раз она танцевала с воспитанниками в сопровождении общего хора зрителей, исполнившего знаменитый партийный гимн.
А. Дункан своим темпераментом танцовщицы и необычайным обаянием красивой женщины, пусть и в летах (она была старше поэта на 17 лет), и, наконец, мировой славой настолько вскружила С. Есенину голову, что он предложил ей сердце и руку. Она ему ответила взаимностью. Вскоре в мае 1922 года они, как муж и жена, уехали в Европу и Америку на полтора года. По приезде в Германию через несколько дней они выступали в берлинском «Кафе «Леон», где разместился Дом искусств, организованный русскими интеллигентами-эмигрантами. В этом выступлении и последующих они заканчивали совместным пением «Интернационала», подчеркивая неподдельную любовь к советскому образу жизни и тем преобразованиям, которые имели место в стране.
Этот поступок свидетельствовал о них, как о людях, страстно поверивших в правоту социалистических идей. В отношении их обоих в белоэмигрантских кругах на Западе развернулась настолько ожесточенная травля, что им пришлось обратиться за поддержкой к заместителю министра иностранных дел М. Литвинову. В письме к нему сообщалось: «Будьте добры, если можете, то сделайте так, чтобы выбрались из Германии и попали в Гаагу. Обещаем держать себя корректно и в публичных местах «Интернационала» не петь». (Зинин С. Есенин и его окружение. Биобиблиографический справочник.) Уже при въезде в США с него взяли расписку, что они с А. Дункан не будут исполнять в общественных местах «Интернационал».
Пребывание за границей позволило С. Есенину лучше познакомиться с нравами и бытом европейских стран и США. Высказанные им в печати и друзьям в частных письмах впечатления от своего пребывания за рубежом очень современны и поучительны до сих пор, особенно, когда коллективный Запад во главе с Америкой скатился в неприкрытую политику русофобии. «Америка – это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и лучшие порывы человечества. Если сегодня держать курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж». (Зинин С. Есенин и его окружение. Биобиблиографический справочник.)
Поездка за границу обострила в нем до предела чувство к Родине. Он по-особому ощутил в себе необходимость разрыва с богемным образом жизни во всех ее проявлениях – в творчестве и в быту. В его поэзию вернулись жизнелюбие, бодрость и чистота чувств. В «Стансах» писал: «…Хочу я быть поэтом и гражданином».
В 1924–1925 годы он создает такие шедевры, как поэмы «Великий поход» и «Анна Снегина», «Балладу о 26 бакинских комиссарах». Пишет «Персидские мотивы». Издает две книги под названием «Русь Советская» и «Страна Советская». Много ездит по стране: дважды наведывался в Ленинград, трижды побывал в Закавказье (в Грузии и Азербайджане). В одном только 1925 году съездил в родные края пять раз.
К сожалению, осенью 1925 года его душевное состояние резко изменилось в худшую сторону. Сестра Есенина, Екатерина, отмечала: «Сергея всегда тяготила его семейная неустроенность, отсутствие собственного угла, которого он, в сущности, не имел до конца своей жизни». Семейная жизнь с А. Дункан не сложилась: она по-русски почти не говорила, а он не знал английского языка. К тому же по характеру и культурным традициям они были совершенно разные люди. Не прибавила ему радости новая, и последняя, женитьба на Софье Толстой, внучке гениального русского писателя Л.Н. Толстого.
Потеря С. Есениным снова душевного равновесия оказалась на руку тем недоброжелателям его поэтического творчества, кто хотел представить его, в первую очередь, скандалистом, хроническим алкоголиком и психически нездоровым человеком, к тому же – ярым антисоветчиком и исписавшимся поэтом, чьи стихи – «мотыльки» и рассчитаны на «кисейных барышень». У С. Есенина все сильнее по мере приближения к жизненной развязке звучит в произведениях двойственное чувство в оценке событий первых лет Советской власти. «Мне очень грустно, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал», пишет он в 1920 году. (Из письма С. Есенина Е.Н. Лившиц.) Его страшил возникший в сознании людей «разрыв связи времен», т.е. возрастающая пропасть между старым и новым поколением граждан России. Об этом он говорит в стихотворении «Возвращение на родину» от имени своего деда.
Реальный социализм все в большей степени не соответствовал его представлениям о социализме как «мужицком рае». Реальный социализм требовал радикальных перемен в жизни деревни, в ее хозяйственном и бытовом укладе. Он был нацелен на коренное изменение облика страны, связанное с уничтожением патриархальной Руси. Поэт осознавал историческую правомерность общественных перемен в стране. Только таким образом Советская Россия могла преодолеть вековую отсталость от европейских стран, усугубленную разрухой экономики в период Гражданской войны. Тем не менее он, комментируя сюжет своего стихотворения «Сорокоуст», остро выразил печаль в отношении неизбежности вытеснения «стальной конницей живых коней».
В его последних стихах все сильнее звучит ощущение ненужности своего бытия в новой жизни.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец…
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
О его творчестве так писал один из известных литературных критиков того времени В. Полонский: «Он хотел быть вместе с революцией, но не сумел. Он не пошел в ногу с жизнью – и жизнь ушла от него. И он погиб». (Полонский В. На литературные темы. Л., артель писателей «Круг», 1927, с. 145.)
В этом отношении трудно согласиться с точкой зрения В.Н. Федоткина, уважаемого рязанского ученого, исследователя творчества С. Есенина, о немалых трудностях, с которыми столкнулся поэт в начале своего творческого пути. (Смотрите статью «Есенин и современность» на сайте РУСО.) Правда, он не пишет, с какими проблемами и трудностями он столкнулся в публикации своих стихов. Наоборот, благодаря своему необычайному таланту С. Есенин в 19 лет публикует свои первые стихи, в том же возрасте, как уже говорилось, он знакомится с одним из самых выдающихся русских поэтов начала XX века А. Блоком и выступает с ним наравне в первые годы Октябрьской революции. С. Есенин в 22 года написал «Кантату» по случаю первой годовщины Октябрьской революции, которая исполнялась при открытии мемориальной доски на Красной площади в Москве. История распорядилась таким образом, что он стал первопроходцем советской поэзии. В 22–24 года лично общался с виднейшими государственными и партийными деятелями советского государства. По свидетельству советского писателя В. Катаева, он был любимцем партии.
Так что, очень быстро и довольно в раннем возрасте для творчески одаренного человека он оказался на Олимпе всероссийской славы. Удержаться психологически в таком возрасте, думается, не так-то просто. В этом, на мой взгляд, также кроется причина его преждевременного ухода из жизни.
С другой стороны, творчество С. Есенина выпало на очень жесткое в истории нашего государства время. Его поэзия интимна, нежна и лирична, а революция – публична, эпична и в немалой степени жертвенна. Попытка в 20-е годы XX века популяризации русской культуры и традиций русского народа характеризовалась зачастую как проявление великодержавного русского шовинизма. С таким пониманием места и роли русского народа С. Есенин не мог согласиться. Он пишет:
Но и тогда,
Когда по всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем Русь.
Н. Бухарин был инициатором яростной критики творчества С. Есенина, введя в литературный оборот слово «есенинщина». (Бухарин Н. Злые заметки. «Правда», 27 января, 1927 г.) Он так охарактеризовал творчество Есенина: «Есенинская поэзия по сути своей является мужик, который наполовину превратился в «повара-купца»: в лаковых сапожках, с шелковым шнурком на вышитой рубахе, сорвиголова, который приходится сегодня в ножки «государыни», завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей трактирного в корчме, а затем душевно расстраивается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троице-Сергиевой Лавры «на помин души». Он даже может повеситься на чердаке от внутренней пустоты. Милая, знакомая, истинно русская картина!» Лишь в докладе на Первом съезде советских писателей (1934 г.) Н. Бухарин отозвался о Есенине как о «звонком песеннике-гусляре, талантливом лирическом поэте», поставив в один ряд с Блоком и Брюсовым, запечатлевшими революцию в своем творчестве.
Дискуссии 20-х годах в отношении поэтического наследия С. Есенина зачастую заканчивались в силу разных причин отрицательной оценкой его как поэта. Исследователи творческого наследия С. Есенина, опираясь на отдельные мотивы его произведений и отталкиваясь от отдельных фактов биографии С. Есенина, называли его то «деревенским романтиком», то «певцом богемы», то «забубенным лириком», то «поэтом уходящей Руси». Страстный защитник поэтического наследия С. Есенина великий пролетарский писатель М. Горький, пребывая временно за рубежом, просил С.А. Толстую-Есенину прислать ему книжки «наиболее бесстыдные и плохие», чтобы на них написать отзыв. М. Горький высказался отрицательно о «Романе без вранья» А. Мариенгофа, считая, что «автор – явный нигилист, фигура Есенина изображена им злостно, драма – не понята». К «жутким людям» Горький отнес писателя И. Бунина за то, что тот в своей статье назвал Есенина «хамом», «жуликом», «мерзавцем». К М. Горькому обращались из России все, кто не одобрял надуманной связи творчества Есенина с «есенинщиной» и развернувшейся в связи с этим идеологической возни. Горький не соглашался с содержанием «Злых заметок» Н. Бухарина. (См.: Юшин П. Поэзия С. Есенина 1910–1923 годов. М., МГУ, 1966, с. 227.)
Лишь в 50–60-х годах пришло понимание Есенина как одного из самых выдающихся русских, советских поэтов ХХ века. Был выпущен пятитомник сочинений С. Есенина. В 1965 году 3 октября, в день семидесятилетия, на его родине, в селе Константиново Рязанской области, открылся мемориальный музей. «Мог ли кто представить, что пройдут годы и этот рязанский паренек станет поэтическим сердцем России». (Прокушев Ю. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М., «Советская Россия», 1979. С. 74) Сегодня этот невысокий домик с голубыми ставнями, как магнит, притягивает к себе любителей поэзии и почитателей великого таланта С. Есенина. В любое время года идут сюда люди отдать ему дань уважения, прикоснуться к «малой родине» гениального поэта.
В наши дни С. Есенин – один из самых читаемых, после Пушкина и Лермонтова, русских поэтов, ибо их поэзия, как гениальная, обращена не только к сердцам и душам современников, но и к нам, живущим, и к будущим поколениям. Их поэзия – «с заглядом в будущее». (Ю. Прокушев) Осмысление его стихотворений, в частности, об эксцессах Гражданской войны в российском обществе под углом сегодняшнего дня, приводит к пониманию, что с ее прекращением идейный и политический раскол в обществе все равно сохраняется и не преодолен даже спустя более сотни лет. Это требует от государственных деятелей и политиков проявления мудрости и терпения по «врачеванию» российского общества, чтобы стране не оказаться снова в ситуации гражданской войны.
Многие его лирические стихи переложены на музыку и стали глубоко народными песнями. Песенная слава поэта началась с песни «Письмо к матери» на музыку его современника В. Липатова. В наше время огромный вклад в переложении стихов С. Есенина на песни внесли знаменитый советский композитор-народник Г. Пономаренко и выдающийся советский композитор Г. Свиридов.
И последнее. Знакомясь с творчеством С. Есенина, невольно задумываешься над амбивалентностью (двойственностью) его поведения, как личности и человека. Как личность, он обладал тонким умом, великолепным даром проникновения в человеческие души и мастерским владением языком. Читая его произведения, представляешь, что их написал очень сердечный, милый, добрый и чрезвычайно деликатный человек. В реальной жизни он зачастую в поведении не отличался от тех, кого общество осуждает за тягу к куражному образу жизни. К великому сожалению, такой раздвоенностью обладали (и обладают до сих пор) многие творчески одаренные люди в России. Как было бы прекрасно в целях воспитания подрастающих поколений, если бы выдающиеся люди были для них кумирами не только благодаря их гениальной творческой деятельности, но и личной жизни!
В.И. КОРНИЛОВ,
к.э.н., доцент,
руководитель Ярославского отделения РУСО

https://sovross.ru/2025/10/01/zhizn-i-s ... a-proroka/

Народная любовь
01.10.2025 - Прокомментировать
1
Поделился
Герман ГРАЦИЛЕВ (Мордовия)
ЕСЕНИНСКИЕ ОТГОЛОСКИ
Не жалею, не зову, не плачу.
Все пройдет, как с белых яблонь дым!
Сергей Есенин
Не жалею я о том, не плачу,
Что промчалось юность, как экспресс…
Это ничего еще не значит,
Это лишь естественный процесс.
Знаю, не наступит больше утро
У годов, что отошли в архив,
Но зато осела в сердце мудрость,
Словно пласт песчинок золотых!
И теперь всего одна забота:
В душу-печь подкидывать сырье,
Чтоб она была еще в работе,
Чтобы было в ней всегда тепло.
И пускай осеннее ненастье
Колобродит за моим окном,
Сам себе ты можешь сделать счастье,
Если скуку не запустишь в дом.
Так что не жалей о том, что было,
Не спеши захлопывать альбом:
Не совсем еще отговорила
Осень разноцветным языком!

ЕСЕНИН И ПОЭЗИЯ
Он родился в красивейшем месте.
С деревенским, особым чутьем.
И с поэзией, словно с невестой,
Обручился под синим окном.
Был не робким ручьем, а протокой
И с душою широкой, как Русь,
А глаза с голубой поволокой
Источали и радость, и грусть.
И влюблен в музу был он до гроба,
И до гроба судьбу с ней связал.
И до боли в душе, до озноба
Край березовый он воспевал.
Воспевал он волшебные зори,
И закаты багровые ткал,
И нелегкую, горькую долю
По кукушке российской сверял.
Годы шли. Уносились события.
Он без музы не жил никогда.
Только новые в жизни открытия
Он, Есенин, с ней делал всегда.
Только здесь, на российской пекарне,
Сортовой выпекается хлеб –
Из простого крестьянского парня
Получился великий поэт.

НАРОДНАЯ ЛЮБОВЬ
Ты любим – поэт Сергей Есенин.
И любовь продолжится в веках.
Ты синоним с русскою деревней,
Что в твоих купается стихах.
Ты поэт – народный из народных,
А таких не забывают, нет!
И всегда в народе будет модным
Твой волшебный ситцевый куплет.
Тот, куплет, которым ты деревню
Воспевал и прославлял везде:
Ширь полей и аромат деревьев,
Соловьиный посвист на заре.
И Батума воспевал ты ночи,
Моцион свершая при луне,
Повстречал где страстные ты очи
Милой и прекрасной Шаганэ.
Много стран объездил ты на свете,
Повидал различных в них людей.
Но твоим наказом были песни –
Ничего нет Родины родней!

ВЕЧНОСТЬ ЕСЕНИНА
Я последний поэт деревни.
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берёз.
Сергей Есенин.
Нет Серёжа, не прав ты, конечно.
Не последний ты сельский поэт.
Первый ты, и остался навечно
В наших душах твой алый рассвет.
Колоском ты взрастал в русском поле.
Твой талант расцветал вместе с ним.
И свободу любил ты до боли.
С вольным ветром ты был побратим.
В круг поэтов ворвался тайфуном
На своём быстрокрылом коне.
И играли на все лады струны
В молодой деревенской душе.
Пред тобой расступились потёмки.
От стихов розовели твоих.
Они были правдивы и ёмки:
Умещалась вселенная в них.
Ты России был преданным сыном,
Хоть и много по свету кружил.
Но всегда ты любил край свой милый –
Ты повсюду дышал им и жил.
Знаменитый поэт ты России.
Гениален ты – спору здесь нет.
Деревенскую стать и всю силу
Ты вложил в неуёмный куплет.
Соловьи, что поют над затоном,
Прославляют тебя на века,
И течёт с переливом и звоном
Твоих песен душевных река.

https://sovross.ru/2025/10/01/narodnaya-ljubov/



Сталин о Есенине
№109 (31746) 3—6 октября 2025 года
1 полоса
Автор: Е.С. ХОЛИНА. г. Москва.

Но и тогда,
Когда на всей
планете
Пройдёт вражда
племён,
Исчезнет ложь
и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом
в поэте
Шестую часть
земли
С названьем
кратким «Русь».
Все отзывы читателей о великом русском поэте даже в самую большую книгу не вместить. Но есть среди них такие, которые вызывают у людей особый интерес. С одним таким отзывом редакция «Правды» хочет ознакомить вас сегодня, в юбилейный день Сергея Александровича Есенина.
А обязаны мы этим счастливым случаем Ларисе Георгиевне Барановой-Гонченко — советнику Председателя ЦК КПРФ по вопросам культуры. Накануне есенинского дня она нашла в своём архиве книгу воспоминаний старейшего литературоведа Ивана Рахилло, выпущенную издательством «Московский рабочий» в далёком 1962 году. И вот здесь оказалось то самое документальное свидетельство, которое наша редакция решила воспроизвести для своих читателей.
Виктор КОЖЕМЯКО.
СЛОВО ЧИТАТЕЛЯ
Истинное отношение Сталина к поэзии хорошо передаёт следующий отрывок из воспоминаний поэтессы Е.С. Холиной, которой довелось видеть Сталина в жизни. Прочитайте, пожалуйста, сами.
«В 1933 г. В Москве шёл слёт ударников. В Георгиевском зале выступали Сталин, Калинин и делегаты. У меня были делегатский билет и красная книжка ударника. Стахановцами лучших работников стали называть позже.
В кремлёвский киоск, в вестибюль, привезли много книг, в том числе сборники Есенина (издание Гослитиздата 1926 г.). В перерыве многие делегаты встали в очередь. Встал и Иосиф Виссарионович Сталин.
Мы уступали ему очередь, но он сказал: «Нельзя, нужен порядок. Вдруг я возьму книгу, а кому-то впереди стоящему не достанется. Значит, я кого-то обижу». В очереди стоял и Михаил Иванович Калинин. Вот что у киоска он сказал нам: «У Есенина надо отбросить всё лишнее, наносное, всю шелуху, и останется большой, с русской чистой душой, истинно русский национальный поэт с его безграничной любовью к Родине, к людям, к жизни, ко всему живому».
В разговор вступил Сталин. Поинтересовался, какие книжки покупают делегаты, пошутил: «Наверно, мало кого интересуют мои «Вопросы ленинизма». Вам бы «Королеву Марго» или «Всадника без головы» для ваших потомков. По своим мальчишкам сужу...»
«Нет, Иосиф Виссарионович, все почти купили вашу книгу», — возразила я и показала ему толстую книгу в сером переплёте с буквами, тиснёнными золотом.
Сталин засмеялся: «Для коллекции? А вот Есенина книжечка — это отлично, это большой русский поэт. Его память надо чтить и беречь. Слышали, что сказал Михаил Иванович? Книжка Есенина должна быть в каждом доме. Маяковский и Есенин — это лучшие поэты нашего века. Небрежное отношение к их памяти и творчеству — преступление. Не бойтесь, прятать книжки Есенина сейчас не надо. Была временная вынужденная мера — нэп, безработица, трудные жизненные условия. А теперь страна растёт, поднимается. У всех есть работа, хлеб. Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселей! А ведь была трагедия самоубийств, и даже на могиле Есенина. Мы это знаем и запретили его упаднические стихи. Но никогда не запрещали его лучшего: ни «Поэмы о 26», ни «Анны Снегиной». Всё лучшее мы у Есенина возьмём. А лучшее — это его чувство Родины, любовь к ней, уважение и любовь к людям, к новой Руси, о которой он хотел и задумал написать, но не успел. И мы благодарны Есенину, что он жил и работал».
Мы бросились записывать слова Сталина, но он отмахнулся: «Не надо! Это не лекция, не доклад. Это моё личное мнение и доверительный разговор в кулуарах...» Обладая отличной памятью, дома я записала почти дословно сказанное о Есенине Калининым и Сталиным».
Сталин на протяжении всей своей большой жизни сохранял интерес к литературе и поэзии. Он придавал этим областям огромное значение и создал условия для воспитания целой плеяды талантливейших писателей и поэтов.

https://gazeta-pravda.ru/issue/109-3174 ... o-esenine/

«Свет строк есенинских, дошедших до Берлина, Был светом и Победного огня!»
№109 (31746) 3—6 октября 2025 года
3 полоса
Автор: Ольга ВОРОНОВА, доктор филологических наук, профессор, руководитель Есенинского научного центра Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина, член Союза писателей России.

Великая Отечественная война стала серьёзнейшим испытанием всех духовных сил нашего народа. Именно во время войны со всей очевидностью проявилась роль великой русской культуры, роль русской и советской литературы, мобилизующая сила нашей поэзии, одухотворяющая ценность книги. Именно в жесточайшем противостоянии фашизму нашло отражение коренное отличие Советского Союза от «третьего рейха», пролёг кардинальный водораздел между двумя общественно-политическими системами.
Достаточно вспомнить, что фашисты разрушали наши музеи, храмы, библиотеки. Более 160 музеев на территории нашей страны были разрушены! Враги глумились над могилами великих русских писателей, в Ясной Поляне они осквернили могилу Льва Николаевича Толстого. Сожгли значительную часть усадьбы в пушкинском Михайловском, заминировали могилу Пушкина, сожгли домик няни поэта Арины Родионовны… Налицо был звериный оскал фашистского варварства в отношении культуры, её гуманистической миссии.
В то же самое время наша Красная Армия, уже наступая в конце войны на западном направлении, в отличие от своих союзников по антигитлеровской коалиции Англии и США, безжалостно бомбивших европейские города вместе с находящимися там фашистскими войсками, старалась сохранить культурное достояние всех освобождаемых стран Европы, да и самой Германии. Ценой жизни наших солдат и офицеров были спасены сотни тысяч памятников всемирного наследия, культурные столицы Европы (Прага, София, Вена, древняя столица Польши Краков), знаменитая Дрезденская картинная галерея. Всё это достаточно ясно показывает, насколько лживы измышления тех, кто пытается уравнять политические системы СССР и фашистской Германии, Гитлера и Сталина, чтобы в конечном итоге внедрить в сознание многих людей разных стран миф о якобы «равной ответственности» Советского Союза и «третьего рейха» за развязывание Второй мировой войны и её разрушительные последствия для всего мира.
Давайте вспомним о таком, например, факте. В вещмешках, солдатских ранцах у наших солдат и офицеров находилось не только всё самое необходимое для их фронтового быта, но и любимые книги, переписанные в блокноты стихи любимых поэтов, а в вещах фашистских солдат и офицеров — военнопленных и убитых — можно было найти только одну книгу, печально знаменитую гитлеровскую «Майн кампф». Арийская нация, подарившая миру великих писателей, музыкантов, философов, предала забвению традиции высокой книжной культуры и демонстрировала в годы войны запредельную дикость жесточайшего завоевателя, варвара, вандала.
Вот лишь один интересный факт. Недавно были рассекречены архивные материалы министерства обороны Российской Федерации, и мы узнали о том, что в 1941—1942 годах наше политическое командование проводило анонимный опрос среди немецких военнопленных об их отношении к Советскому Союзу, к войне, к нацизму — с тем чтобы вы-явить их политический, моральный и культурный уровень. В раздел оценки культурного уровня немецкого солдата были включены такие, например, вопросы: «Назовите наиболее значительных немецких писателей, которых вы знаете», «Назовите книги, прочитанные вами в 1940—1941 годах». Как и следовало ожидать, ни Гёте, ни Гейне, ни Шиллер, ни Томас Манн названы не были. Примитивный уровень фашистского солдата был просто вопиющим. В то же время наши солдаты и офицеры носили с собой в блокнотах стихи классиков русской и мировой литературы, переписанные из книг афоризмов мудрые изречения самых разных народов, и очень часто можно было увидеть знаменитую цитату из трагедии Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст»: «Лишь тот достоин жизни и свободы, / Кто каждый день идёт за них на бой!» Конечно, всё это свидетельствует о том, что в годы войны столкнулись не только две системы, две армии, две идеологии, а ещё и две культуры, две прямо противоположные ценностные системы.
Великая Отечественная война проявила и чётко обозначила культурные и литературные приоритеты в сознании воюющего народа. Это коснулось и творчества Сергея Александровича Есенина.
После трагической гибели Есенина в декабре 1925 года для его поэзии наступили трудные времена. В конце 1920-х годов появился грозный ярлык «есенинщина», которым обозначали упаднические настроения в обществе, разочарование некоторых людей в социализме. Порой этот ярлык служил серьёзным политическим обвинением. В характеристику выпускников школы могла попасть фраза «насаждал есенинщину», и это грозило тем, что выпускник не получит свой школьный аттестат. В 1930-е годы ситуация изменилась, хотя и немного, но к лучшему. С 1931 по 1940 год в стране вышли четыре сборника есенинских произведений, но их небольшие по тем временам десятитысячные тиражи были лишь каплей в море многомиллионной армии почитателей есенинской поэзии.
Война внесла существенные коррективы в отношение Советского государства к творчеству Есенина. Стихи Есенина попадали на фронт не только в книгах, но и в рукописных списках. Появился особый литературный феномен, о котором мы сегодня говорим с восхищением и уважением: «фронтовая Есениана». Это явление нашло отражение в стихах поэтов-фронтовиков и тех, кому была важна и интересна эта тема. В последующие десятилетия замечательный рязанский поэт, ветеран Великой Отечественной войны, старейший десантник России Борис Иванович Жаворонков вспоминал об этом так:
Сквозь гарь промчась
на парашютных стропах,
Я ни единым словом не совру:
Стихи Есенина читали мы
в окопах,
Хранили, как патроны и махру.
Мы в списках рукописных
их носили,
Я помню, нам комвзвода
их читал.
Крестьянский сын,
ты так любил Россию,
Что мир тебя певцом её назвал!
Дочь полка в начале войны, а затем фронтовая медсестра Вера Безводская, став уже известной поэтессой, написала такие воспоминания о войне:
Есенина читала я солдатам,
И гимном жизни каждый стих
звучал.
В землянке под бревенчатым
накатом
Светильник в гильзе солнце
излучал.
Гармошкой деревенской стих
растает
Иль флейтой затоскует
в полутьме:
«Отговорила роща золотая…»
И «Не грусти так шибко
обо мне…»
И расцветёт рязанскою рябиной
Вдруг бруствер трёхнакатный
из ольхи.
И снова бой!
И снова рвутся мины.
И вновь прервутся песни и стихи.
Но бой пройдёт.
В душе цветёт рябина,
И сыплет белым вишня у плетня.
Свет строк есенинских,
дошедших до Берлина,
Был светом и Победного огня!
Вот такие истории сохранились в памяти многих фронтовиков. Со стихами Есенина шли по войне сапёры, пехотинцы, лётчики, моряки. Сапёр Иван Гиляров вспоминал о том, что поэзия Есенина была, по существу, своего рода политруком. «Накануне боя, — писал он, — вызывал меня командир роты и говорил: завтра бой, дело предстоит серьёзное, настрой соответственно ребят. Это означало: выдавай на-гора Есенина. Не выполнить такого приказа было нельзя».
Сохранилось фронтовое предание о том, что на самолёте Як-40 его экипаж написал имя и фамилию любимого поэта «Сергей Есенин», и наши лётчики радовались, когда слышали голос фашистского радиста: «Ахтунг, ахтунг, в небе Сергей Есенин!»
На море Есенин также воевал героически. Многие знают о замечательном подвиге капитана 1 ранга, Героя Советского Союза Александра Ивановича Маринеско. В январе 1945 года подводная лодка под его командованием вошла на зимовку в Малую Неву и остановилась прямо напротив Пушкинского Дома (Институт русской литературы Академии наук) — того самого, воспетого Александром Блоком. Есенин также бывал в Пушкинском Доме, и стены помнили и его стихи, и его присутствие. Директором Пушкинского Дома в годы войны был друг Есенина — известный учёный, академик, литературовед Виктор Мануйлов. Он приглашал подводников в Пушкинский Дом, много рассказывал им о Есенине, читал его стихи, а когда настал момент уходить на боевое задание, подводники поняли, что без Есенина им больше жить нельзя, и за одну ночь в авральном темпе было напечатано на пишущей машинке более 200 страниц первого тома знаменитого Собрания сочинений Сергея Есенина 1926 года.
Есенинский том отправился в это опасное плавание вместе с нашими моряками. И был совершён беспрецедентный подвиг, когда небольшая по размерам подводная лодка сумела потопить главный военный лайнер фашистской Германии — «Вильгельм Густлов». Он был назван в честь близкого друга Гитлера, одного из руководителей нацистской партии, и вместе с этим лайнером ушли ко дну несколько тысяч отборных гитлеровцев. Это было справедливым возмездием нашим врагам, потому что много наших гражданских, санитарных судов, которые везли раненых или эвакуировали мирных жителей, женщин и детей, были жестоко, сознательно, цинично уничтожены фашистами. Достаточно вспомнить лишь одну трагедию декабря 1941 года, когда электротурбовоз «Иосиф Сталин», на котором находились более пяти тысяч раненых воинов и эвакуированных женщин с детьми, был потоплен фашистскими подводными лодками. Справедливость теперь была восстановлена, и об этом сюжете Великой Отечественной войны поэт Александр Потапов написал поэму «В глубинах Балтики»:
Блокадный Ленинград притих,
как мина.
У Пушкинского Дома по ночам
Вздыхала боевая субмарина,
Стальной обшивкой тёрлась
о причал.
…
А утром лодка, рулевым
послушна,
Ушла в поход — получен был
приказ.
И «Ты ещё жива,
моя старушка…»
В отсеках тесных слышалось
не раз.
С родным причалом трудно
расставаться,
Но морякам стихи давали сил,
Как будто с экипажем С-13
Есенин тоже в море выходил.
Сырой туман над морем
стлался густо.
Кралась подлодка,
прячась в темноту.
С конвоем вышел в море
лайнер «Густлов»
С фашистскими войсками
на борту.

Легла на курс тяжёлая громада,
Вокруг, как псы,
сновали катера…
Что ж, отомстим за муки
Ленинграда!
И Маринеско выдохнул:
— Пора!
…
Побед подобных Балтика
не знала.
Врагу за всё заплачено сполна.
Германия, как спрут,
во тьме лежала,
В трёхдневный траур — вся! —
погружена.
Медаль луны начищена до блеска,
И не страшит невзгод
девятый вал.
Так вместе с экипажем
Маринеско
С фашистами Есенин воевал.
Подлодка шла,
легко волны касаясь,
И близился святой Победы срок.
И не было вернее доказательств
Великой силы животворных
строк!
К 80-летию Великой Победы в Рязанской областной универсальной научной библиотеке имени А.М. Горького в сотрудничестве с Государственным музеем-заповедником С.А. Есенина открылась выставка «Свет строк есенинских, дошедших до Берлина…». Экспонатами для неё послужили предметы из фондовой коллекции, которые по праву можно назвать уникальными. Это рукописные сборники фронтовиков, в которых переписаны от руки стихи Сергея Есенина. Многие из них они записали по памяти. На этой выставке представлены и фотографии Татьяны Фёдоровны Есениной в окружении навестивших её бойцов. Ведётся рассказ и о сыне Сергея Александровича — Константине Есенине, который сам был участником военных действий и многое сделал для Победы. Важные экспонаты — книги и сборники поэта, вышедшие в годы войны. И это — гордость книжного собрания.
«Иду в бой за Родину, за Есенина!» — такими словами, от руки написанными нашим солдатом, открывается один из сборников Сергея Есенина. Многие фронтовики подчёркивали, что стихи Сергея Александровича были для них вторым хлебом, неприкосновенным запасом. Бойцы верили искренности есенинских строк, помня о том, что он и сам прошёл через похожие испытания в горниле Первой мировой войны.
В коллекции музея есть два удивительных рукописных сборника стихов Сергея Есенина. Один из них — фронтовая записная книжка секретаря Рязанского обкома КПСС по идеологии Владимира Шестопалова. Это его фронтовой блокнот с акварельными иллюстрациями, с переписанными им стихотворениями Сергея Есенина, где каждое заглавие выделено отдельно. Видно, что блокнот был оформлен с большой любовью. В предвоенные годы, когда изданий Сергея Есенина было очень мало, такие рукописные сборники ценились на вес золота, их переписывали, внимательно читали и относились к ним очень бережно.
Второй сборник — альбом Василия Комарова. Он начал создавать его, ещё учась в университете, и, когда началась война, перед тем как уйти лётчиком на фронт, Комаров завершает начатое. Впоследствии он передал свой альбом в фонды музея. В комментариях о создании этого издания он пишет, что любовь к стихам Есенина была привита ему ещё в предвоенные школьные годы. А попав в Саратовскую восьмую спецшколу ВВС, он стал собирать в альбом стихи Сергея Есенина. Многие записи тех лет в силу специфики военной службы не сохранились. В дальнейшем, будучи курсантом Борисоглебского военного училища лётчиков имени Валерия Чкалова, он смог своими руками сделать альбом есенинских стихов, который хранил как святыню.
Ещё один сборник, прошедший с защитниками Родины по дорогам войны, переписан рукой рязанского жителя А. Игнатьева, который воспроизвёл первый том Собрания сочинений поэта 1926 года и не расставался с ним 40 лет. Сборник побывал в руках у матери Сергея Есенина — Татьяны Фёдоровны, которая плакала над ним.
Ещё более удивительна судьба есенинских стихов на оккупированных территориях, там, где в крупных городах к руководству пришли фашистские оккупационные власти. Они были заинтересованы в том, чтобы их поддерживали местные предатели и коллаборационисты. Та небольшая часть интеллигенции, которая считала себя обиженной Советской властью, пошла в услужение к врагу. И вот в Одессе, в Риге, в Смоленске, Витебске стали появляться сборники есенинских стихов или публикации его произведений, статьи о нём в так называемых коллаборационистских изданиях.
Как такое могло быть? Ведь Есенин — патриот, горячий патриот нашей страны! Но в том-то и дело, что стихи Есенина сопровождались в этих изданиях тенденциозными антисоветскими предисловиями, в которых он выступал «мучеником коммунистического режима», «жертвой большевизма», антисоветским поэтом, якобы ненавидящим свою Советскую Родину. «Есенин любил Русь, — читаем мы в одном из таких предисловий, — но ненавидел СССР. Он не принял Октябрьскую революцию, которая принесла страданий русскому народу намного больше, чем царизм, и когда большевики приступили к разрушению России, закатилась блестящая поэтическая звезда на её небосклоне». Конечно, подбирались стихи, проникнутые мотивами грусти, тоски, печали, а вовсе не такие, например:
Хочу я быть певцом
И гражданином,
Чтоб каждому,
Как гордость и пример,
Быть настоящим,
А не сводным сыном
В великих штатах СССР.
Нет, таких стихов они не хотели печатать! Курьёзный случай произошёл в Риге. В начале 1944 года достаточно большим тиражом (шесть тысяч экземпляров) был издан сборник есенинских стихов. Но он почему-то остался на складе. Видимо, потому, что очень быстро наступала советская Красная Армия. И, конечно, когда наши бойцы узнали о том, что здесь можно получить сборник есенинских стихов, книги поэта разошлись по их рукам в один момент. Они вырвали из них антисоветские предисловия и дальше пошли в свой освободительный поход до Великой Победы с книгами Есенина. Интересно, что и в наши дни эти сборники со стихами Есенина и с вырванным предисловием можно встретить в коллекциях библиофилов.
В фонде редкой книги музея в Константинове хранится экземпляр малоформатного издания стихотворений поэта, вышедшего в 1940 году в Ленинграде в издательстве «Советский писатель». О подобном издании рассказывал побывавший в 1982 году в Константинове трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин. Он сообщил, что читал своим лётчикам перед боевыми вылетами стихи Сергея Есенина. Книгу стихотворений поэта Покрышкин нашёл в разрушенной немцами библиотеке на Кубани. В его воспоминаниях можно прочесть следующее: «Сергей Есенин, как патриот родной земли, шёл с нами в бой и помогал громить врага».
В 1943 году в Москве 25-тысячным тиражом вышел сборник стихов «Русские поэты о Родине: антология». В сборник вошло 21 стихотворение Сергея Александровича Есенина. В коротких перерывах между сражениями наши воины находили минуты, чтобы почитать его стихи, черпая в них вдохновение для борьбы за Русскую землю, за родных и близких. Любовь к Родине, искренность его поэзии были очень созвучны чувствам фронтовиков. «Вот почему мы любим стихи и поэмы нашего рязанского чародея», — объяснил сапёр, командир взвода старший лейтенант в запасе калужанин Симкин (в фондах музея хранится блокнот со стихами Сергея Есенина, переписанными его рукой).
Через село Константиново в годы Великой Отечественной войны проходили на запад войска Красной Армии. Многие бойцы, зная, что мать поэта живёт в этом рязанском селе, стремились туда всей душой, а те из них, кто лечился в рязанских госпиталях, кто проходил краткосрочные курсы боевой подготовки в Сельцах (недалеко от Константинова), считали своим долгом посетить дом Есениных, встретиться с матерью поэта, помочь ей, принести ей свой солдатский или офицерский паёк. Постоянно приходили бойцы, которые с удовольствием помогали Татьяне Фёдоровне по хозяйству, заготавливали ей дрова на зиму, а каждый выпуск курсантов обязательно навещал её для душевных бесед. Читали Татьяне Фёдоровне стихи её сына и, затаив дыхание, слушали её рассказы о нём; уходя, просили сфотографироваться с ней и брали с собой горсть земли со двора есенинской усадьбы. Для них эта земля была символом Родины, которую они должны были во что бы то ни стало защитить и спасти. Сохранилось несколько фотографий 1940-х годов, на которых запечатлена Татьяна Фёдоровна вместе с рядовыми солдатами и офицерами Красной Армии. Во время бесед они рассказывали ей, как поэзия Сергея Есенина помогала им на фронте.
Конечно же, образ матери Есенина воспринимался многими нашими бойцами как образ их собственных матерей. По существу Татьяна Фёдоровна выполняла важную нравственную и в каком-то смысле политическую задачу, может быть, и не осознавая этого. Ведь она несла людям, которые могли завтра уже погибнуть, свою душевную ласку, своё материнское тепло.
Известен такой случай. Молодые офицеры, которые находились на излечении в одном из рязанских госпиталей, снарядили своего товарища, готовящегося к выписке, в Константиново. Это был зимний декабрьский день 1941 года, самое тяжёлое для нашей страны время, и нужно было запастись душевными силами для того, чтобы продолжать эту войну и победить. Молодой лейтенант на попутках или километрами идя пешком по бездорожью, по сугробам, наконец к вечеру добрался до дома Есениных и увидел в окошке тусклый огонёк, но почему-то оробел в этот момент и не нашёл в себе решимости постучать в дверь и увидеть мать поэта. Оставил гостинец за дверями, поклонился дому и ушёл навстречу своей новой военной судьбе. Этот сюжет замечательно воссоздан поэтом Александром Потаповым:
Он низко дому поклонился
(За дверь —
с гостинцами пакет),
И долго вслед ему струился
Вечерний несказанный свет.
И он, забыв про злые боли,
Шёл беспощадно мстить врагу.
За Русь —
Малиновое поле
И синь,
Упавшую в реку,
За горе матери поэта,
За отчий край
И этот дом…
Но он не сразу понял это,
А лишь в конце войны.
Потом.
Отдельно хотелось бы сказать о военной судьбе замечательного стихотворения Есенина «Письмо матери». Это стихотворение, безусловно, заслуживает своего памятника, и замечательный поэт, ветеран войны, наш земляк Борис Иванович Жаворонков не раз выступал с предложением, чтобы в Константинове была создана эта скульптурная композиция: мать ждёт, встречает своего любимого сына. Насколько важным был бы для всех нас такой памятник!
В своей книге «С Пушкиным и Есениным по огненным дорогам Великой Отечественной войны» её автор Борис Стырикович вспоминает: «Я читал стихи танкистам в январе 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда, артиллеристам в начале 1944-го, при полном освобождении Ленинграда от блокады. Читал их в госпиталях, куда попадал после ранений. Стихи Есенина часто вызывали слёзы на глазах, как будто про нас он писал. Особенно бойцам нравилось «Письмо матери», которое часто пели хором».
«Письмо матери», как и стихотворение Константина Симонова «Жди меня», стало фронтовой молитвой, песенной легендой войны, а сам образ матери — символом материнской любви и веры. Но вот что интересно: бойцы не только читали вслух и «про себя» эти стихи, не только пели их как уже известную в то время песню, но и сочиняли свои собственные варианты на есенинской основе. Исследователи фронтового фольклора обнаружили более 40 вариаций народных стихов по мотивам есенинского «Письма матери». Вот одна из них:
И тебе в вечернем синем мраке
Вдруг покажется,
как страшный миг,
Будто немец в рукопашной драке
Двинул мне под сердце
острый штык.
Ничего, родная, успокойся,
Это только сон, тяжёлый сон,
На войне я многому учился,
Ляжет первым в нашу землю он!
Важно помнить ещё об одном факте: на войне очень достойно проявил себя сын Есенина — Константин. Он ушёл на фронт добровольцем с четвёртого курса Московского инженерно-строительного института. Воевал на Ленинградском фронте, воевал очень храбро, четырежды ходил в штыковую атаку, четырежды был тяжело ранен, был награждён тремя орденами Красной Звезды. В одном из боёв (а он был комсоргом батальона), поднимая бойцов в атаку, был тяжело ранен и без сознания пролежал на поле сражения до глубокой ночи. Санитары из другого соединения подобрали его, а в своей части его не дождались и посчитали погибшим. Появилась статья в газете «Красный Балтийский флот» «Сын Есенина», где было рассказано о подвиге Константина Сергеевича, тогда ещё очень молодого человека, лейтенанта.
Но Константин выжил, дошёл до Победы и вспоминал о том, что, уходя на фронт, он взял с собой несколько томиков есенинских стихов, которые, конечно же, здесь «зачитали» солдаты и офицеры, и они не вернулись к нему. Но он никогда не жалел об этом. «Поэзия Есенина была нужна нашим бойцам, как хлеб», — писал он впоследствии. Борис Стырикович приводит воспоминания Константина Есенина: «Нелегко идти по жизни с фамилией Есенин. С ней мне удалось лучше увидеть, какой трудный, но славный путь прошли стихи отца, его имя. И я твёрдо знаю, что вопрос, который мучил Есенина в последние дни, нужна ли его поэзия, получил проверенный десятилетиями ответ: да, очень нужна!»
Рязанский писатель Валентин Сафонов в книге «Сергей Есенин на фронтах Великой Отечественной войны» писал: «Поэзия Есенина тоже была мобилизована и призвана, тоже носила военную гимнастёрку. Только призвала её на защиту Родины не повестка из военкомата, а неутихающая живая любовь к есенинской поэзии и воля народа». В его же книге мы можем прочитать и такие строчки: «Книги Есенина, изрешечённые осколками, пробитые пулями, как будто раненые, порой смертельно раненные бойцы, подбирались санитарами, направлялись в медсанбат и в военно-полевые госпитали, а потом снова перекочёвывали на передовую».
Очень трогательна госпитальная судьба есенинских книг. Многие из бойцов именно в стихах Есенина находили лекарство для души и тела. Военврач, капитан медицинской службы Елизавета Васильевна Чечнева вспоминала, как любили раненые бойцы слушать её чтение есенинских стихов, а когда они выздоравливали и отправлялись на фронт, то все просили напечатать им хотя бы один листочек со стихами Есенина, потому что верили в их целительную силу, относились к ним, как к талисману или оберегу. Всю свою жизнь она хранила листок со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья», обагрённый солдатской кровью. После её смерти сестра Елизаветы Васильевны передала эту бесценную реликвию в Государственный музей-заповедник Сергея Александровича Есенина.
Борис Стырикович, написавший книгу «С Пушкиным и Есениным по огненным дорогам Великой Отечественной войны», подчёркивал, что на войне Есенин и Пушкин первенствовали. Но, в отличие от Пушкина, Есенин вёл войну на два фронта: и против гитлеровцев, и против тех отечественных подлецов и негодяев, которые пытались обречь его на забвение. Есенин с честью выиграл обе войны, оба сражения!
Надо сказать, что стихи Сергея Александровича в годы войны появлялись практически регулярно в антологиях, сборниках патриотической лирики, были они и в странах антигитлеровской коалиции. Например, в Лондоне в 1942—1943 годах вышли три антологии русской поэзии со стихами Есенина на английском языке, а в Италии, которая воевала, как мы помним, на стороне Гитлера, бойцы антифашистского сопротивления полюбили стихотворение Есенина «Песнь о собаке» (конечно, в переводе на итальянский язык), положили его на музыку и сделали гимном своих партизанских отрядов.
Как писал Валентин Сафонов, «томики Есенина, прошедшие по фронтовым путям-дорогам, подобны боевым знамёнам, пропахшим порохом, прошедшим сквозь пекло боевых сражений». Они выполнили роль настоящих бойцов, настоящих героев. Поэзия Есенина стала духовным оружием советского воина. Оружием Великой Победы!
Есенинская поэзия и сегодня поддерживает наших бойцов — ныне это участники специальной военной операции. Тысячи просмотров набирает в интернете видеосюжет, где боец СВО в камуфляже вдохновенно читает есенинскую «Исповедь хулигана». Фронтовики нового поколения передают из уст в уста историю геройской гибели русского воина с позывным «Есенин». А во время освобождения Артёмовска в одном из полуразрушенных домов наши солдаты нашли чудом уцелевший на почти обрушившейся стене портрет Сергея Есенина. Укрепили его на своём блокпосту, который стал носить название «Есенинский». А потом командир, отправляя бойца в отпуск, дал ему задание посетить родину Есенина — село Константиново и передать «боевой» портрет в музей великого поэта. Там он и находится теперь!
И вновь всплывают в памяти незабываемые строки:
Вот где, Русь, твои добрые
молодцы, —
Вся опора в годину невзгод…

https://gazeta-pravda.ru/issue/109-3174 ... go-ognya-/