Высокие статистические технологии

Доверенное лицо фюрера
Дата: 01/10/2015
Тема: УЛИКИ

Предисловие к Нюрнбергскому процессу


Нюрнбергский процесс. Нацисты и их адвокаты в ожидании заседания. Фото Евгения ХАЛДЕЯ



Почти 70 лет назад, 9 октября 1945 г., в Берлине состоялось первое организационное заседание Международного военного трибунала, созданного в соответствии с соглашением СССР, США, Великобритании и Франции от 8 августа 1945 г. Трибунал должен был судить и наказать тех, кто был виновен в развязывании Второй мировой войны и организации чудовищных преступлений в ходе войны и до ее начала.
20 ноября 1945 г. в Нюрнберге открылся судебный процесс. Перед судьями расположились два десятка подсудимых: Герман Геринг, Рудольф Гесс, Иоахим Риббентроп и другие высшие деятели Третьего рейха. Их пути на скамью подсудимых были разными. За несколько дней до пленения союзниками Геринг был арестован по приказу Гитлера. Рудольф Гесс был взят в плен англичанами еще в мае 1941 года. Требование же собрать их вместе и судить за преступления против человечества было выдвинуто Советским правительством еще в начале Великой Отечественной войны.

К ответу за совершенные злодеяния!

За четыре года до открытия Нюрнбергского процесса Советское правительство официально поставило вопрос о преступлениях, совершаемых гитлеровцами. В ноте наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова от 25 ноября 1941 г. приводились чудовищные свидетельства «о возмутительных зверствах германских властей в отношении советских военнопленных». В ноте подчеркивалось, что «для советских военнопленных установлено питание худшее, чем для военнопленных других стран… 600 граммов хлеба и 400 граммов мяса на человека в месяц – обрекают советских военнопленных на мучительную голодную смерть. Пленных красноармейцев пытают раскаленным железом, выкалывают им глаза, отрезают ноги, руки, уши, носы, отрубают пальцы на руках, вспарывают животы, привязывают к танкам и разрывают на части».
В ноте говорилось: «За последнее время эти факты стали особенно многочисленны и приняли особенно вопиющий характер, разоблачая тем самым еще раз германскую военщину и германское правительство как банду насильников, не считающихся ни с какими нормами международного права, ни с какими законами человеческой морали». Советское правительство возлагало «всю ответственность за эти бесчеловечные действия германских военных и гражданских властей на преступное гитлеровское правительство Германии». Так впервые СССР поставил вопрос об ответственности преступников, стоявших во главе Третьего рейха.
После того как зимой 1941–1942 гг. Красная армия начала освобождать родные земли от немецко-фашистских захватчиков, советские бойцы стали свидетелями жутких преступлений, учиненных оккупантами не только по отношению к военнопленным, но и к мирному населению. В ноте В.М. Молотова от 6 января 1942 г. говорилось «о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях». Нота гласила: «Каждый шаг германо-фашистской армии и ее союзников на захваченной советской территории… несет разрушение и уничтожение бесчисленных материальных и культурных ценностей нашего народа, потерю мирным населением нажитого упорным трудом имущества, установление режима каторжного труда, голодовки и кровавых расправ, перед ужасами которых бледнеют самые страшные преступления, какие когда-либо знала человеческая история. Советское правительство и его органы ведут подробный учет всех этих злодейских преступлений гитлеровской армии, за которые негодующий советский народ справедливо требует и добьется возмездия».
Огромный перечень преступлений гитлеровской военщины содержался в ноте Молотова от 27 апреля 1942 г.: «Много тысяч советских женщин, детей и стариков погибло от холода в открытом поле и лесах, куда они выгонялись зимой отступавшими гитлеровскими захватчиками после сожжения ими населенных пунктов… Истязания и убийства достигают во многих случаях исключительной жестокости: избивают детей на глазах у родителей, взрослых на глазах у детей, устраивают охоту на людей, уничтожают их гранатами, пулеметами, огнем, сжигают и закапывают заживо, обливают водой на морозе, превращая их в ледяные столбы, уродуют трупы, издеваются над живыми и мертвыми, превращают их в кровавое месиво». В ноте приводились случаи публичных казней, которые «принимают… форму, казалось бы, немыслимую в наше время». Так в городе Сольцы учитель Агеев и юноша Баранов, заподозренные в сочувствии партизанам, «были посажены на кол».
В заключение ноты говорилось: «Правительство Советского Союза от имени народов Советского Союза заявляет: гитлеровское правительство и его пособники не уйдут от суровой ответственности и от заслуженного наказания за все их неслыханные злодеяния, совершенные против народов СССР и против всех свободолюбивых народов».
Учитывая ведущую роль СССР в разоблачении преступных действий гитлеровцев, находившиеся в изгнании правительства Чехословакии, Польши, Югославии, Норвегии, Греции, Бельгии, Голландии, Люксембурга, а также Французский национальный комитет во главе с Ш. де Голлем обратились в октябре 1942 г. к Советскому правительству с коллективной нотой, в которой было выражено пожелание, чтобы оно предупредило гитлеровцев об их ответственности за злодеяния, совершаемые в этих странах. 12 октября в своей речи президент США Ф.Д. Рузвельт потребовал наказать «нацистских лидеров, конкретно ответственных за бесчисленные акты зверств». Президент призвал: «Клика лидеров и их жестоких сообщников должна быть названа по имени, арестована и судима в соответствии с уголовным законом».
Наркомат иностранных дел СССР в своей ноте от 14 октября 1942 г. поддержал эти заявления. В ноте говорилось: «Всему человечеству уже известны имена и кровавые злодеяния главарей преступной гитлеровской клики – Гитлера, Геринга, Гесса, Геббельса, Гиммлера, Риббентропа, Розенберга и других организаторов зверств из числа руководителей фашистской Германии… Советское Правительство считает необходимым безотлагательное предание суду специального международного трибунала и наказание по всей строгости уголовного закона любого из главарей фашистской Германии, оказавшихся уже в процессе войны в руках властей государств, борющихся против гитлеровской Германии».

Как Гесс стал первым заключенным Нюрнбергского процесса

Появление имен главных нацистских преступников сопровождалось публикациями в советских газетах карикатур. В них были изображены лица, упомянутые в ноте Молотова, а также другие фюреры Третьего рейха. Среди них непременно можно было увидеть Рудольфа Гесса, хотя со времени его полета в Великобританию в мае 1941 года человек, занимавший третье место в иерархии нацистской партии, был снят со всех постов и объявлен сумасшедшим.
Но версия Берлина о том, что Гесс отправился на поиски мира по собственному безумному почину и вопреки воле Гитлера, не обманула советское руководство. В своем докладе на торжественном собрании 6 ноября 1941 г. Сталин сказал: «Небезызвестный Гесс для того, собственно, и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть ко всеобщему походу против СССР. Но немцы жестоко просчитались. Великобритания и США, несмотря на старания Гесса, не только не присоединились к походу немецко-фашистских захватчиков против СССР, а оказались в одном лагере с СССР против гитлеровской Германии».
За месяц до этого выступления, в конце сентября 1941 г., прибывший для ведения переговоров Москву лорд Бивербрук сообщил Сталину о том, что Гесс хотел заключить мирный договор между Германией и Великобританией. Однако Бивербрук умолчал о том, что Рудольф Гесс проинформировал его и других членов британского правительства о готовности Германии напасть на СССР в июне 1941 года.
Лишь в октябре 1942 г. советский разведчик Ким Филби смог узнать правду о миссии Гесса. В своем донесении И.В. Сталину и В.М. Молотову К. Филби сообщал: «Широко распространенное мнение о том, что Гесс прилетел в Британию неожиданно, – ложное. Задолго до полета Гесс вел переписку по этому вопросу с герцогом Гамильтоном, обсуждая все детали предполагавшегося полета. Однако все письма, написанные Гамильтону, не достигали его. Мнимые ответы Гамильтона были составлены разведкой. Именно так удалось заманить Гесса в Британию… В своих письмах Гесс достаточно подробно изложил планы германского правительства относительно нападения на Советский Союз. В этих письмах также содержались предложения о необходимости прекращения войны между Британией и Германией». Филби сообщил также о переговорах Гесса с герцогом Гамильтоном, а затем с лордом Бивербруком и министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом после своего приземления в Шотландии.
Это сообщение Сталин и Молотов могли сопоставить с тем письмом Черчилля, которое направил советскому руководителю премьер-министр Великобритании в апреле 1941 года. В том послании говорилось: «У меня есть надежная информация от доверенного лица о том, что, когда немцы считали, что они сумели вовлечь Югославию в свою сеть – то есть после 20 марта, – они начали выдвижение трех из пяти танковых дивизий из Румынии в Южную Польшу. Однако как только они узнали о революции в Сербии, они прекратили это передвижение. Вы сумеете оценить значимость этих фактов».
Позже в своем докладе на закрытом заседании ХХ съезда КПСС Н.С. Хрущев обвинял Сталина в легкомысленном отношении к письму У. Черчилля. Хрущев умалчивал о том, что когда посол Англии С. Криппс в Москве получил 3 апреля от Черчилля это письмо для передачи Сталину, он в течение 16 дней отказывался выполнить поручение премьера. Посол считал, что послание «столь коротко и отрывочно», что лишь вызовет у русских недоумение.
По мере того, как германские войска устремились на юг Европы, а угроза английским позициям в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке возрастала, Черчилль все активнее требовал от Криппса немедленной передачи его послания Сталину. Британский премьер отчаянно стремился спровоцировать Советский Союз на вступление в войну и тем самым сорвать наступление германских войск в Греции и в Ливии. Под давлением Черчилля Криппс выполнил это поручение. Реакция Сталина была точно предсказана Криппсом: стремясь оттянуть начало войны, Сталин не отдал приказа о начале военных действий.
Черчилль скрыл от Сталина не только то, что он знал о начале военных действий Германии против СССР до полета Гесса, но и то, что он узнал в ходе переговоров посланца Гитлера с Гамильтоном, а затем с Бивербруком и Иденом. Известно, что 15 июня 1941 г. Черчилль сообщил Рузвельту, что «в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, нападение на Россию». Однако теперь Черчилль не стал направлять письмо Сталину. Зная, что немецкие войска не будут идти к Суэцкому каналу и пытаться высадиться на Британские острова, а нападут на СССР, Черчиллю уже не надо было подталкивать Советское государство к наступлению против Гитлера. Напротив, он был заинтересован в том, чтобы в ходе внезапного нападения германские войска нанесли Красной армии достаточно сильный удар и началась тяжелая и затяжная советско-германская война.
Лауреат Пулитцеровской премии Луи Килцер в своей книге «Обман Черчилля. Темный секрет, который уничтожил нацистскую Германию» пришел к выводу, что Черчилль сумел обмануть Гитлера, выманив Гесса. Расчет Гитлера на подписание мирного договора с Англией провалился, а Гесс стал пленником. И все же фюрер получил тот мир, к которому стремился. С середины мая 1941 года бомбардировки британских городов прекратились. За это, как признавал Луи Килцер, Черчилль делал все от себя зависящее, чтобы помешать открытию Второго фронта в 1941, 1942, 1943-м и пытался не допустить его открытия и в 1944 году. Килцер совершенно справедливо указывал на те усилия, которые были предприняты Черчиллем для того, чтобы ограничить поставки военной помощи СССР.
К октябрю 1942 г. советские руководители смогли убедиться в вероломстве своих союзников. Их обещания об открытии Второго фронта, которые были даны ими к началу лета 1942 г., были нарушены в то время, когда немецко-фашистские войска предприняли грандиозное наступление и началось кровопролитное сражение за Сталинград.
В разгар Сталинградского сражения Сталин 3 октября дал письменные ответы на вопросы журналиста Кэссиди. Отвечая на его вопрос: «Какое место в советской оценке текущего положения занимает возможность Второго фронта?», Сталин писал: «Очень важное, можно сказать, первостепенное место». На вопрос Кэссиди «Насколько эффективна помощь союзников Советскому Союзу и что можно было бы сделать, чтобы расширить и улучшить эту помощь?», Сталин отвечал: «В сравнении с той помощью, которую оказывает союзникам Советский Союз, оттягивая на себя главные силы немецко-фашистских войск, помощь союзников Советскому Союзу пока еще малоэффективна. Для расширения и улучшения этой помощи требуется лишь одно: полное и своевременное выполнение союзниками их обязательств». Это было сдержанным, но недвусмысленным обвинением союзников в обмане.
Хотя, поддержав требования правительств в изгнании и заявление Рузвельта о наказании руководителей гитлеровской Германии, Советское правительство подтверждало свою принципиальную позицию по этому вопросу, нота Молотова от 14 октября 1942 г. в то же время поставила вопрос о предании суду первого заключенного из числа главных военных преступников – Рудольфа Гесса. А ведь в ходе такого процесса могла открыться тайная сделка между Лондоном и Берлином, которая привела к срыву союзнических обязательств открыть Второй фронт. Вряд ли случайно требование СССР было оставлено без внимания в Лондоне.

Огласите весь список!

Через год, 30 октября 1943 г., во время Московского совещания министров иностранных дел трех великих держав была принята «Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые преступления». Декларация была подписана Сталиным, а также заочно Рузвельтом и Черчиллем. В ней говорилось о «зверствах, убийствах и хладнокровных массовых казнях, которые совершаются гитлеровскими вооруженными силами во многих странах». Декларация провозглашала: «Те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за вышеупомянутые зверства, убийства и казни, или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран и свободных правительств, которые будут там созданы».
Относительно судьбы руководителей Третьего рейха, имена которых год назад призвал огласить Рузвельт, а советское правительство перечислило в ноте Молотова, было сказано: «Эта декларация не затрагивает вопроса о главных преступниках, преступления которых не связаны с определенным географическим местом, и которые будут наказаны совместным решением правительств-союзников». В декларации не назывались их имена и не говорилось о предании их суду специального международного трибунала.
В значительной степени это было вызвано тем, что автором проекта декларации был У. Черчилль. Как отмечал А.Г. Звягинцев в своей книге «Главный процесс человечества», «еще в 1942 г. премьер-министр Великобритании У. Черчилль решил, что нацистская верхушка должна быть казнена без суда. Это мнение он не раз высказывал и в дальнейшем… Похожие идеи существовали и по другую сторону Атлантики. В марте 1943 г. госсекретарь США К. Хэлл заявил на обеде, где присутствовал посол Великобритании в США лорд Галифакс, что предпочел бы «расстрелять и уничтожить все нацистское руководство…» 10 июля 1944 г. американский генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр предложил расстреливать представителей вражеского руководства при «попытке к бегству».
Черчилль продолжал пропагандировать те же взгляды и на Ялтинской конференции. В ходе заседания 9 февраля 1945 г. он заявил, что «лучше всего было бы расстрелять главных преступников, как только они будут пойманы». В ответ Сталин задал вопрос: «А как быть с теми преступниками, которые уже пойманы, например с Гессом? Будет ли он включен в список, который предлагает составить Черчилль?» Вместо ответа Черчилль заметил: он понял Сталина так, что перед расстрелом главные преступники должны быть судимы. Протокол конференции гласит: «Сталин отвечает утвердительно».
Далее последовал следующий обмен репликами: «Черчилль спрашивает, какова должна быть процедура суда: юридическая или политическая? Рузвельт заявляет, что процедура не должна быть слишком юридической. При всяких условиях на суд не должны быть допущены корреспонденты и фотографы».
Итак, Советская страна, которая первой потребовала наказать нацистских громил за их преступления и в наибольшей степени пострадала от их бесчинств, выступала против расправ с ними на месте и настаивала на проведении открытого суда при соблюдении юридических норм. В то же время руководители Великобритании и США, столь городившиеся соблюдением правовых норм и укорявшие нашу страну в их нарушении, требовали уничтожения гитлеровских вождей без суда и следствия. В случае же проведения суда эти блюстители публичности и гласности, когда дело касалось нашей страны, настаивали на закрытом характере процесса.
Совершенно ясно, что руководители двух западных держав хотели уничтожить нацистских вождей, чтобы они не заговорили на суде. А если бы они заговорили, то их слова никто никогда бы не услышал. Из упоминания Сталиным фамилии Гесса в ходе этой дискуссии и нежелания Черчилля отвечать на сталинские вопросы становилось ясно, чьи показания не хотели предать гласности руководители Великобритании и США.
Вопрос о Гессе и других главных военных преступниках был поднят вновь на Потсдамской конференции. В конце заседания 31 июля 1945 г. председательствовавший на заседании президент США Гарри Трумэн перешел к обсуждению «последнего вопроса – о военных преступниках». После этого, как записано в протоколах, «советская делегация заявила, что она готова принять за основу проект британской делегации по этому вопросу с одной небольшой поправкой. Она предложила, чтобы в последней фразе этого проекта, где говорится о том, что три правительства считают делом огромной важности, чтобы суд над главными преступниками начался как можно скорее, после слов «главные преступники» были добавлены слова: «такие как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и др.»
Сталину возразил глава британской делегации, новый премьер страны и лидер Лейбористской партии Климент Эттли, предложив не упоминать конкретных имен. Сталин ответил: «Нельзя больше избегать имен некоторых лиц, известных в качестве главных преступников войны… Наше молчание насчет этих лиц бросает тень на наш авторитет».
Сталину возражал государственный секретарь США Джеймс Бирнс, а затем снова Климент Эттли. Сталин говорил: «Наше молчание в этом вопросе расценивается так, что мы собираемся спасать главных преступников, что мы отыграемся на мелких преступниках, а крупным дали возможность спастись». Тогда Трумэн предложил отложить обсуждение вопроса на следующее заседание.
На другой день, 1 августа, Сталин вновь настаивал: «Имена, по-моему нужны. Это нужно для общественного мнения. Надо, чтоб люди это знали. Будем ли мы привлекать к суду каких-либо немецких промышленников? Я думаю, что будем. Мы называем Круппа. Если Крупп не годится, давайте назовем других».
«Трумэн. Все они мне не нравятся. (Смех.) Я думаю, что если мы упомянем некоторые имена и оставим в стороне других, то будут думать, что этих других мы не собираемся привлекать».
«Сталин. Но здесь эти имена приводятся как пример. Например, поражает, почему Гесс до сих пор сидит в Англии на всем готовом и не привлекается к ответственности?»
На это замечание отреагировал новый министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин: «О Гессе вам не следует беспокоиться… Если у вас есть какие-либо сомнения относительно Гесса, то я могу дать обязательство, что он будет предан суду».
«Сталин: Никаких обязательств от господина Бевина не прошу, достаточно одного его заявления, чтобы я не сомневался, что это будет сделано. Но дело не во мне, а дело в народах, в общественном мнении».
Вряд ли можно считать случайным упорство, с которым руководящие деятели Великобритании и США препятствовали объявлению имен тех, кто должны были предстать перед судом за свои преступления перед человечеством. Очевидно, они осознавали опасность того, что, оказавшись на скамье подсудимых, некоторые из вождей Третьего рейха могут рассказать о тайных переговорах и секретных сделках западных держав с нацистами. Не случайно Сталин поставил вопрос о привлечении к суду Круппа и других промышленных воротил Германии. Ведь в этом случае могло бы стать известным, как США, Великобритания вооружали нацистскую Германию до начала войны. А поэтому они не желали связывать себя обязательствами предать всех задержанных и арестованных публичному суду.
В конечном счете было принято предложение Сталина: опубликовать «первый список привлекаемых к суду немецких военных преступников… не позднее, чем через месяц».

Что-то с памятью его стало

Под настойчивым давлением советских военных юристов Гесс был включен в список подсудимых. В Нюрнберг, который был местом проведения гитлеровских партайтагов, были свезены все оставшиеся в живых руководители Германии. И все же Гесса среди них не было. Объясняя задержку с выдачей Гесса, английские власти стали неожиданно повторять старую версию Гитлера о его ненормальности. На сей раз утверждалось, что у Гесса пропала память и он не может давать показания на процессе.
Лишь после долгих проволочек по настоянию Международного военного трибунала Гесс был доставлен в Нюрнберг. Была создана международная комиссия из видных светил психиатрии четырех стран. Признав факт потери Гессом памяти, члены комиссии в своем заключении записали: «В настоящее время Гесс не душевнобольной в прямом смысле этого слова. Потеря памяти не помешает ему понимать происходящее, но несколько затруднит его в руководстве своей защитой и помешает вспомнить некоторые детали из прошлого, которые могут послужить фактическими данными... С точки зрения психической Гесс находится в твердой памяти, зная, что он в тюремном заключении в Нюрнберге и что он обвиняется как военный преступник. Он читал и, по его собственным словам, знаком с обвинениями, выдвинутыми против него. На вопросы отвечает быстро и правильно. Речь его связна, мысли точны и правильны и сопровождаются достаточным количеством эмоционально выразительных движений... Гесс обладает нормальными умственными способностями, и в некоторых отношениях они выше среднего... Потеря памяти у Гесса не является следствием заболевания мозга, а представляет собой истерическую амнезию, основанием которой является подсознательное стремление к самозащите. Такое поведение часто прекращается, когда истерическая личность сталкивается с неизбежной необходимостью вести себя правильно. Поэтому амнезия у Гесса может пройти, как только он предстанет перед судом».
После оглашения на суде этого заключения медицинской комиссии слово попросил Гесс. Он заявил: «С этого момента моя память находится в полном распоряжении суда. Основания, которые имелись для того, чтобы симулировать потерю памяти, были чисто тактического порядка. Вообще, действительно моя способность сосредоточиться следить за ведением дела, защищать себя, ставить вопросы свидетелям и самому отвечать на задаваемые мне вопросы не утрачена, и мое состояние не может отразиться на всех этих перечисленных явлениях».
Это заявление полностью удовлетворило Международный трибунал, и председательствующий лорд Лоуренс отверг ходатайство защиты о прекращении дела в отношении Гесса, объявив последнего «дееспособным».
Вопреки требованию Рузвельта, высказанному им на Ялтинской конференции, на Нюрнбергский процесс прибыли журналисты, фоторепортеры, кинооператоры. На процессе присутствовали и наши карикатуристы – прославленные Кукрыниксы (М.В. Куприянов, П.Н. Крылов, Н.А. Соколов) и не менее знаменитый Борис Ефимов. Теперь они могли с натуры рисовать тех, кого до сих пор изображали, имея перед собой лишь фотографии. Борис Ефимов создал целую галерею «Фашистский зверинец», в которой вожди рейха были превращены в питонов, обезьян, крыс. Кукрыниксы публиковали их карикатурные изображения в сопровождении очерков Всеволода Вишневского.
Советский драматург и публицист так характеризовал Гесса: «Мрачный, жестокий субъект, полный нечеловеческой злости и готовый идти на любую провокацию и преступление… Личный друг Гитлера, соавтор «Майн кампф», существо, претендовавшее на роль идеолога и будущего «фюрера» Германии… Выродок, полагавший, что унаследует от Гитлера «всемирную власть». Дегенерат, без смущения вещавший о «северной светловолосой расе гигантов, твердивший о завоеваниях в Европе и на Востоке, которые «запечатлеют в веках». Один из главных авторов проекта уничтожения славян… Гесс был чрезвычайно доверенным Гитлера, выполнявшим особо важные политические поручения «фюрера». Он на скамье подсудимых, где неудачно пытался изображать «амнезию» – выпадение памяти. Но здесь ему вернули память».
Однако последняя оценка Вишневского не совпадала с профессиональным суждением военного американского врача Джорджа Джилберта, который был главным психиатром для подсудимых на Нюрнбергском процессе. Он был уверен, что в психике Гесса что-то не в порядке. Проведя психологические тесты с Гессом, Джилберт поставил парадоксальный диагноз: «Менталитет сильно ограничен, но уровень интеллекта – выше среднего».
Один из подсудимых Альберт Шпеер в своих воспоминаниях писал, что Гесса постоянно казался рассеянным, но в то же время он сохранял упрямое выражение лица. По свидетельству Джилберта, Гесс не узнал Геринга и Папена при встрече с ними. При показе фильмов о вождях рейха он никого не узнавал, включая себя. Гесс не мог вспомнить свою семью. Он был единственным из подсудимых, который отказался встречаться со своими родными и близкими. По словам Джилберта, Гесс мог «сидеть в своей камере весь день в состоянии апатичной прострации, не будучи в состоянии хоть что-нибудь вспомнить из прошлого, включая свой полет в Англию. Порой казалось, что он нарочно пытается подавить воспоминания, которые у него мелькали в его затуманенном сознании, но у нас не было сомнения в том, что он в состоянии полной амнезии».
После же самоубийства одного из подсудимых Нюрнбергского процесса – Роберта Лея, английский психиатр Риз сообщил, что во время пребывания Гесса в Англии тот предпринял две попытки покончить жизнь самоубийством. По этой причине Гесса, единственного из заключенных в Нюрнберге, стали выводить на прогулку в наручниках. Стремление к самоубийству странным образом сочеталось у Гесса со страхом, что его отравят. Он прибыл в Нюрнберг с грудой пакетов с едой, которую ему давали англичане. Каждый из пакетов был тщательно запечатан.
Внимание к личности Гесса было вновь привлечено в конце процесса. Советский представитель в Международном трибунале выразил протест против мнения большинства судей, высказавшихся за вынесение Гессу приговора, предусматривавшего пожизненное заключение, и потребовал смертной казни для «наци №3».
Этот протест не был удовлетворен и по окончанию Нюрнбергского процесса Гесс был заключен в берлинскую тюрьму Шпандау. Его пребывание в тюрьме оказалось самым длинным по сравнению с заключением других подсудимых, получивших тюремные сроки. По прошествии некоторого времени даже два других подсудимых, получивших пожизненное заключение, были освобождены. По состоянию здоровья в 1957 г. был выпущен на свободу 67-летний Вальтер Функ. Он умер через три года. По причине преклонного возраста покинул Шпандау в 1958 г. 80-летний Эрих Редер. Приговоренные к 20-летнему заключению, Шпеер и Ширах оставались в Шпандау до 1966 года. О досрочном освобождении Гесса вопрос не ставился. С 1966 г. Гесс остался в огромной тюрьме один под охраной регулярно сменявшегося караула из военнослужащих четырех держав-победительниц. Гесс, который оказался первым заключенным еще до начала процесса над главными нацистскими преступниками, стал также последним, остававшимся в тюрьме.

Как вас теперь прикажете называть, господин Гесс?

Теперь Гесс стал предметом внимания лишь со стороны небольших профашистских группировок в различных странах мира, которые требовали его освобождения. Во всем мире о нем забывали и даже в Шпандау Гесс стал частью обычной рутины. Неожиданно интерес к Гессу проявил лишь новый главный хирург британского гарнизона в Западном Берлине Хью Томас, получивший это назначение в 1972 году. Выяснилось, что в обязанности хирурга входит оказание медицинской помощи единственному узнику Шпандау. Позже Томас утверждал, что Гесс заинтересовал его с медицинской точки зрения, поскольку, как выяснил английский хирург, нацистский вождь был не раз ранен в течение своей жизни. Это обстоятельство представляло профессиональный интерес для Томаса, который до своего назначения лечил жертв террористических актов в охваченном междоусобной войной Ольстере.
Врач узнал, что еще в начале 20-х гг. у Гесса был разбит лоб пивной кружкой, которую бросили в Гитлера идейные противники нацистов. Однако Гесс перехватил своей головой этот «снаряд». Рана была серьезной, Гессу накладывали швы, а шрам на лбу остался на всю жизнь. Томас также слышал, что Гесс имел ряд ранений, полученных им в Первую мировую войну. Врача особенно заинтересовало то, что Гесс был жертвой тяжелого сквозного ранения в грудь. Томас знал, что такие раны с трудом заживают: ребра плохо срастаются, а в легких образуются рубцы. Такие раненые обычно испытывают трудности при дыхании и поэтому им тяжело ходить. Хирург с удивлением узнал, что 79-летний заключенный постоянно марширует по своей камере и двору Шпандау, что-то бормоча под нос: по подсчетам тюремщиков, Гесс вполне мог бы уже дошагать до Китая. По этой причине Томас с нетерпением стал ожидать ежемесячного обязательного медицинского освидетельствования Гесса при участии врачей четырех стран.
Х. Томас узнал, что медосмотры Гесса давно превратились в пустую формальность. Военные врачи великих держав использовали медосмотр для небольшого банкета, в ходе которого они задавали Гессу пару вопросов, а затем возвращались к прерванному застолью. Х. Томас настоял на настоящем осмотре. Но тут выяснилось, что в Шпандау нет аппаратуры для проведения элементарной диспансеризации. Гесса надо было вывезти за пределы берлинской тюрьмы. Врачи четырех стран не возражали против этого, потому что традиционное пиршество было решено провести в британском военном госпитале.
Осмотр у окулиста показал, что очки, которыми должен был пользоваться Гесс при чтении, совершенно ему непригодны, и оставалось только удивляться, почему он до сих пор не пожаловался на это обстоятельство. Читал ли вообще что-либо Гесс или просто делал вид, будто он читает? Томас знал, что еще Джилберт наблюдал, как в Нюрнбергской тюрьме Гесс мог часами сидеть с открытой книгой в руках, не переворачивая ее страниц.
Пока Гесс проглотил бариевую кашицу для проведения рентгенографии желудка, военврачи принялись за выпивку, закусывая семгой. Первые снимки оказались неудовлетворительными. Тогда кто-то решил скормить Гессу часть семги, чтобы ускорить его процесс пищеварения. Томас обратил внимание на то, что Гесс, о светских манерах которого ему было известно по литературе, хватал еду руками, не пользуясь столовыми приборами. После еды снимки получились удачными. Пока другие врачи изучали снимки, Томас приблизился к Гессу, когда тот еще не успел надеть свою тюремную рубаху. Он стал внимательно разглядывать торс «наци №3». Никаких следов ран на груди или спине у его пациента не было. Как хирург, Томас знал, что ни одна пластическая операция не может полностью устранить следы от таких ран. Рентгеновские снимки не показывали никаких рубцов в легких. Это противоречило всем представлениям Томаса о последствиях огнестрельных ранений в легких. Еще раз вернувшись к Гессу, Томас внимательно осмотрел его лоб. Шрам от раны, полученной в мюнхенской пивной, также исчез.
С медицинской точки зрения «Гесс» из Шпандау не имел ничего общего с Гессом – участником Первой мировой войны и баталий в мюнхенских пивных. Х. Томас обратился за консультациями к 76 хирургам из Королевского хирургического колледжа Эдинбурга. Все 76 подтвердили его вывод. После этого Х. Томас решил стать историком. В книге, изданной в 1979 году (Hugh W. Thomas. The Murder of Rudolf Hess. New York: Harper & Row, 1979), он доказывал, что узник в Шпандау – это не «наци №3». Томас утверждал, что Гитлер послал в Шотландию двойника. Эту версию решительно отвергали немногочисленные, но шумные неофашисты всего мира, требовавшие освобождения «борца за мир». Подобное предположение делало абсурдными их акции. Эту версию с порога отметали представители великих держав, охранявшие тюрьму в Шпандау. Принятие гипотезы Томаса не только бы разом положило конец непыльной работе многих десятков лиц, охранявших старца, но и поставило бы много слишком трудных вопросов, на которые никто не был готов или не желал давать ответы. Человек по фамилии Гесс продолжал оставаться в тюрьме, а интерес к сенсационной книге Томаса кто-то сумел искусно погасить.
Вновь внимание к единственному узнику Шпандау было привлечено в 1987 г., когда он был найден повесившимся в своей камере. Авторы первых же сообщений об этом событии выражали удивление, как 93-летний старик сумел соорудить конструкцию для самоубийства. Однако, как и прежде, интерес к этой личности вновь угас.
Даже если бы речь не шла об одном из влиятельнейших лидеров гитлеровского рейха, то судьба таинственного заключенного Шпандау могла бы привлечь внимание общественности в любом веке. Но не в двадцатом – веке массовой информации и еще более массовой дезинформации, веке научных открытий и многочисленных «закрытий» всевозможных «неудобных» тайн и проблем.

Что же все-таки случилось с Гессом?

Кто же оказался на скамье подсудимых в Нюрнберге? Поддерживая выводы Х. Томаса о том, что «Гесс», находившийся в Шпандау в 1979 г., не имел ничего общего с «нацистом №3», Килцер в то же время выразил сомнения в предположении английского хирурга о том, что немцы послали в Шотландию двойника. Килцер убедительно доказал, что Гитлер направил в Британию именно Рудольфа Гесса. Исподволь Килцер подвел своих читателей к мысли о том, что подмена произошла по пути из английского плена в Нюрнберг.
Что же случилось с Гессом? Может быть, одна из двух попыток к самоубийству Гесса, о которой говорили его английские тюремщики, оказалась успешной? Может быть, «наци №3» был награжден за соучастие в исполнении коварных планов Черчилля свободой под другим именем и в другой стране? А может быть, от него избавились после обязательства министра Бевина на Потсдамской конференции выдать Гесса суду?
Неизвестно и то, кто же заменил Гесса и сыграл тяжелую роль узника, который получил пожизненный срок тюремного заключения. Скорее всего, эта роль не была выполнена добровольно. Прежде всего, авторитетные показания психиатров и других очевидцев свидетельствовали о том, что человек, сидевший на скамье подсудимых в Нюрнберге, не симулировал потерю памяти, а на самом деле страдал от амнезии. Можно предположить, что под воздействием специальной терапии некий человек был лишен памяти, но получил внушение о том, что является Рудольфом Гессом. Кто был этот человек?
На эти вопросы нельзя дать ответ, пока документы о допросе Гесса после его ареста в Великобритании и пребывании в английской тюрьме остаются строго засекреченными, по крайней мере до 2017 года. Даже если гриф секретности будет снят, ясно, что правду о тайной сделке Гитлера и Черчилля удалось скрыть от миллионов людей, живших в годы Второй мировой войны и пострадавших от преступлений Гесса и его пособников.

Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ







Это статья Официальный сайт газеты Советская Россия
http://www.sovross.ru

URL этой статьи:
http://www.sovross.ru/modules.php?name= ... sid=601007



Избежавшие наказания
Дата: 08/10/2015
Тема: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ

Предисловие к Нюрнбергскому процессу


Гитлер: «За мной идут миллионы!»



Выступив первым за наказание виновных в развязывании Второй мировой войны и совершенных в ходе нее чудовищных преступлений, Советское правительство стремилось превратить суд над ними в глубокое расследование, которое позволило раскрыть причины подобных злодеяний и не допустить их повторения в будущем. Поэтому Советское правительство не ограничивалось требованием судить руководителей нацистского государства, но ставило также вопрос о привлечении к ответственности тех, кто финансировал Гитлера и его партию еще до 1933 г., наживался на развязанной в Германии гонке вооружений и вместе с вождями рейха разрабатывал планы покорения мира и порабощения человечества.
В своих заявлениях во время войны Сталин подчеркивал, что руководители нацистской партии являются лишь исполнителями воли германского капитала. В первомайском приказе наркома обороны 1942 г. И.В. Сталин писал: «Гитлер, Геббельс, Риббентроп, Гиммлер и другие правители нынешней Германии являются цепными собаками немецких банкиров, ставящих интересы последних превыше всех других интересов». Поэтому на Потсдамской конференции 1 августа 1945 г. Сталин поставил вопрос о привлечении к суду «немецких промышленников», в частности Круппа.
8 августа 1945 г., через неделю после заявления Сталина, советский представитель в Международном трибунале И.Т. Никитченко в ходе обсуждения первоначального списка подсудимых из 10–12 человек потребовал его расширения за счет «германских промышленников». Хотя список был увеличен до 24 лиц, в нем появился лишь один промышленник – Густав Крупп фон Болен.


Германский капитал выбирает Гитлера

Помимо Круппа практически все ведущие промышленники и финансисты Германии являлись не только соучастниками преступлений, совершенных руководством Третьего рейха, но во многом способствовали приходу Гитлера к власти. В своей книге «Я финансировал Гитлера» глава треста «Ферайнигте штальверке» Фриц Тиссен писал, что уже в 1923 г. он стал финансировать тогда еще небольшую нацистскую партию Гитлера. (На долю треста приходилось 21,5% добычи железной руды в Германии, 25,5% добычи каменного угля, 38% выплавки чугуна, 40% выплавки стали.) Хотя поддержка Тиссена помогала нацистам и на выборах в рейхстаг в мае 1928 г. они получили 810 тысяч голосов, их доля среди проголосовавших была незначительна – 2,6%. Лишь 12 депутатов рейхстага были нацистами. Однако ситуация стала меняться после начала в 1929 г. мирового экономического кризиса.
Мой отец, являвшийся в 30-х годах уполномоченным СССР по сотрудничеству с предприятиями Круппа, вспоминал, что во время обеденных перерывов многие заводские рабочие часто обсуждали вопрос: за кого голосовать на выборах, которые тогда проходили в Германии чуть ли не раз в год. Предпочтение отдавали тем партиям, которые предлагали осуществить решительные действия для выхода из критической ситуации. Немало рабочих поддерживало программу Компартии. Число голосов, поданных за партию Тельмана, росло. Если в мае 1928 г. коммунисты получили 10,6% голосов на выборах в рейхстаг, то в сентябре 1930 г. – 13,1%, а в мае 1932 г. – 14,6%.
Но были рабочие, отдававшие предпочтение нацистам. Некоторым из них нравились внешнеполитические планы Гитлера и они обращались к советским практикантам на заводах Круппа: «Посмотрите на карту: какая огромная Россия и какая маленькая Германия. Почему бы вам не поделиться с нами?»
В условиях кризиса Тиссен умножил свои усилия по мобилизации поддержки Гитлеру. В 1929 г. Тиссен организовал в Дюссельдорфе встречу Гитлера с ведущими промышленниками Рура. С того времени правление Рурского угольного синдиката, а также руководство «ИГ Фарбениндустри» и других промышленных монополий Германии стали щедро финансировать избирательные кампании нацистской партии. Благодаря этому в сентябре 1930 г. в ходе выборов в рейхстаг за нацистов проголосовало 6,4 миллиона, или 18,3%. Гитлеровцы получили 107 мест в парламенте страны. На выборах 31 июля 1932 г. поддержка нацистов возросла в 2 раза. Они получили 13,7 миллиона голосов и 230 мандатов в рейхстаге.
Однако на выборах в ноябре 1932 г. нацисты потеряли 2 миллиона голосов и получили 196 мест. За коммунистов же проголосовало 16,8% избирателей. Вместе с социал-демократами они получили 221 место в рейхстаге. Это вызвало панику среди германских олигархов. В ноябре 1932 г. ведущие промышленники Германии, включая главу объединения сталелитейных заводов Альберта Фёглера, направили письмо президенту страны фельдмаршалу П. Гинденбургу с требованием, чтобы он поручил формирование правительства Гитлеру. В первых числах января 1933 г. в Кёльне в доме банкира Шрёдера состоялась встреча Фёглера, Кирдорфа, Тиссена, Шрёдера с Гитлером, на которой был окончательно решен вопрос о передаче власти в руки нацистов. 30 января 1933 г. Гинденбург выполнил требование экономических хозяев страны и Гитлер был назначен рейхсканцлером Германии.
20 февраля 1933 г. состоялась встреча Гитлера и Геринга с 25 крупнейшими промышленниками, среди которых были Густав Крупп фон Болен и его сын Альфред, 4 руководителя «ИГ Фарбениндустри», глава объединения сталелитейных заводов Альберт Фёглер, банкир Ялмар Шахт и другие. Гитлер изложил программу. По предложению Шахта был создан фонд в 3 миллиарда марок для поддержки нацистов на выборах.
27 февраля нацисты подожгли рейхстаг, обвинив в этом преступлении коммунистов, а на следующий день 28 февраля Гинденбург отменил все статьи конституции, гарантирующие свободу личности, слова, печати, собраний, союзов. Тысячи коммунистов, обвиненных в подготовке государственного переворота, были арестованы. И все же несмотря на нацистский террор на выборах в рейхстаг 5 марта коммунисты получили 5 миллионов голосов, социал-демократы – 7 миллионов. Хотя за нацистов проголосовало 17 миллионов, они не сумели получить более половины из числа проголосовавших – 43,7%.

Кто стоял за спиной штурмовиков?

Теперь на улицах Эссена, где работал мой отец и жил с семьей, с утра можно было слышать пение нацистской «Песни Хорста Весселя». Через город вели связанных коммунистов и комсомольцев, которых избивали дубинками горланившие свой гимн штурмовики. Доставалось и советским рабочим, техникам и инженерам, проходившим производственную практику на предприятиях Круппа. Некоторых не только дубасили палками, но и сажали.
Нередко штурмовики врывались в квартиру моей семьи и устраивали обыски. Однажды отец был на работе, когда моя мама позвонила ему по поводу очередного визита непрошеных гостей. Когда отец приехал домой, он увидел, что среди перевернутых шкафов и ящиков стоят пять человек. На сей раз пришли гестаповцы. В отличие от штурмовиков, они внимательно рассмотрели названия книг из домашней библиотеки и поэтому конфисковали антивоенный роман Э.М. Ремарка «На Западном фронте без перемен».
До этого обыска отец уже не раз заявлял протесты в уголовную полицию, но его жалобы оставались без внимания. На этот раз отец пошел в местное отделение гестапо. Его начальник Воппель был вежлив и предупредителен. Он сразу же сказал, что у него скопилось немало писем из СССР на адрес В.С. Емельянова и, передавая их отцу, сказал: «Эти идиоты на границе считают, что у меня нет других дел, кроме как читать ваши письма». Когда же отец потребовал вернуть ему роман Ремарка, Воппель ответил: «Эта книга запрещена и изъята из всех библиотек Германии, а также у всех частных лиц».
К тому времени отец достаточно долго прожил в Германии, а потому быстро придумал довод, который мог бы оказать воздействие на Воппеля. Он сказал: «Но я иностранец. Я заплатил за нее 4 марки 72 пфеннига. Это моя собственность». Аргумент сработал. Воппель отыскал книгу, протянул ее отцу и сказал: «Возьмите, но никому не передавайте. Я уважаю личную собственность. А относительно обысков и арестов я хочу, чтобы вы поняли, что мною предпринимаются меры, но я не владею положением в городе».
Тут же при отце он позвонил местному гауляйтеру. Воппель говорил в трубку: «У меня находится уполномоченный Советского Союза на заводе Круппа. Он возмущается тем, что допускают штурмовики по отношению к его людям и к нему лично». После недолгой, но бурной беседы Воппель бросил трубку и сказал отцу: «Я бы вам посоветовал обратиться к фирме Круппа, она финансирует все это движение. Достаточно им позвонить – и все будет в порядке».
Отец последовал совету гестаповца и посетил директора крупповского завода Геренса. Отец перечислил все безобразия, учиненные штурмовиками в отношении советских людей. Геренс в ответ предложил отцу обратиться в полицию. Тогда отец сказал, что в ходе своего визита в тайную государственную полицию (гестапо) ему было сказано: «Фирма Круппа финансирует все это движение и если она захочет – все будет в порядке». Сначала Геренс в ярости закричал: «Это заявление безответственного чиновника», но, успокоившись, заметил: «Мы постараемся что-нибудь предпринять. Я думаю, что вас больше беспокоить не будут. Мы что-нибудь сделаем». Воппель оказался прав: обыски, избиения и аресты советских граждан в Эссене прекратились.
К тому времени Крупп стал играть ведущую роль среди промышленников Германии, поддерживавших Гитлера. В апреле 1933 г. Крупп в качестве председателя имперской ассоциации германских промышленников представил Гитлеру свой план реорганизации индустрии страны, а в мае он стал президентом фонда «Адольф Гитлер». На крупповском заводе рассказывали подробности недавнего визита Гитлера на предприятие, а затем про его поездку на виллу Круппа в Мюльгайме. Выступая в 1944 г., Крупп так характеризовал позицию, которую занял он и другие хозяева германской индустрии после прихода Гитлера к власти: «Германские промышленники с энтузиазмом… рассматривали великие намерения фюрера, как свои собственные… и стали его верными последователями. Как же иначе могли быть разрешены задачи, стоявшие перед нами между 1933 и 1939 гг. и особенно после 1939 г.? Только благодаря тайной деятельности германских предприятий… стало возможным идти в ногу с новыми очередными задачами при восстановлении военной мощи Германии».
Вскоре отец обнаружил перемены на знакомом ему заводе. Многие цеха, которые до 1918 г. производили оружие, были закрыты в соответствии с Версальским договором. Теперь же в них закипела жизнь. Еще недавно запертый на замок цех по производству снарядов вновь заработал. Правда, отцу говорили, что здесь производят некие «стальные секции». В другом цеху отец обнаружил так называемую «броневую карточку» – образец брони, посылаемый для испытания бронестойкости стали. На «броневой карточке» были следы от пуль. Отвечая на вопрос отца, мастер сказал, что здесь готовят дверцы для сейфов. Когда же отец спросил, зачем дверцы сейфа подвергались обстрелу, мастер стал рассуждать про бандитов, которые могут стрелять по сейфам. В третьем цеху отец вместе с нашим практикантом обнаружил длинные конусные детали. С первого взгляда оба специалиста поняли, что это пулеметные стволы. Но цеховой мастер уверял советских инженеров в том, что это детали для неких «инструментов». Эти перемены на производстве происходили, несмотря на то, что Версальский договор продолжал действовать, а Гитлер и другие вожди рейха продолжали твердить о миролюбивых намерениях Германии.

Кто стоял за спиной германских олигархов?

Через некоторое время договор о сотрудничестве между СССР и предприятиями Круппа был расторгнут. Возможно, Крупп не желал присутствия на своем предприятии не в меру любознательных советских людей. В то время как экономическое сотрудничество СССР с Германией быстро сокращалось, и вскоре было сведено к минимуму, помощь Запада Третьему рейху после прихода Гитлера к власти существенно увеличилась. Англо-германо-американский банк Шрёдера вместе с нью-йоркским банком «Диллон Рид» финансировали германский стальной трест «Ферейнигте Штальверке». Крупнейшие американские, французские, голландские монополии, такие, как группы Рокфеллера, Моргана, Меллона, «Роял датч шелл», Виккерса, Болдуина, «Юнилевер» оказывали Германии широкую финансовую помощь.
Хотя Англии требовались собственные самолеты, из этой страны в Германию шли большие партии авиамоторов. Английский экономист Пауль Эйнцинг писал: «Если когда-нибудь настанет судный день, то ответственность за гибель английских солдат и гражданского населения придется возложить на снисходительную позицию английского правительства. Военные материалы, которые, возможно, будут использованы против Англии, могли быть произведены только благодаря той щедрости, с какой Англия предоставляет своему врагу свободу маневрирования биржевыми ценностями для закупки сырья».
Помощь стран Запада Германии не ограничивалась денежными займами. Многие монополии Запада передавали Германии технологии, с помощью которых стало возможным создание военного потенциала этой страны. «Стандарт ойл» финансировал строительство заводов по производству синтетического топлива. В 1938 г. американский химический трест Дюпона передал германскому тресту «ИГ Фарбениндустри» технологию производства синтетического каучука. После того, как в лабораториях американской фирмы «Джасако» была разработана технология массового производства каучука «буна», право собственности на этот патент перешло к германскому тресту. Р. Сэсюли, исследовавший деятельность «ИГ Фарбениндустри» писал: «Когда в 1938 году пошли на синтетическом бензине бронемашины с шинами и гусеницами, изготовленными из «буна С», германский генеральный штаб мог констатировать, что вооружение вступило в свою последнюю фазу. Теперь война могла начаться, как только Гитлер подаст сигнал к ней».
Американские монополии помогли Гитлеру увеличить производство ряда стратегически важных товаров. Вскоре после его прихода к власти, мировой алюминиевый картель, который для сохранения высоких цен на алюминий, сдерживал его производство, принял решение снять эти ограничения для Германии, при условии, что эта страна не будет продавать алюминий на мировом рынке. Используя алюминий для строительства самолетов, Гитлер не был заинтересован в его продаже за пределами страны. Зато к 1939 г. производство алюминия в Германии сравнялось с выплавкой этого металла в США и Канаде вместе взятых. Кроме того, американская компания «Алкоа» и «Британская алюминиевая компания» так активно снабжали Германию алюминием, что поставили под угрозу снабжение этим металлом самолетостроительной промышленности своих стран.
Таким же образом американские монополии помогали производству в Германии магния, никеля, карбид-вольфрама, бериллия и других стратегических материалов. Американские компании помогли Германии наладить и разработку железорудных месторождений с бедным содержанием железа. Рокфеллеровская компания «Стандарт ойл» сделала большие капиталовложения в германскую нефтепромышленность.
Финансировал нефтяную и нефтеперерабатывающую промышленность Германии и нефтяной трест «Роял датч шелл», руководимый организатором антисоветских акций с 20-х гг. Генри Детердингом. В 1935 г. этот трест создал в Германии запасы горючего для военно-морского флота и армии, равные по своему объему количества горючего, использованному Германией за весь 1934 г.
Американские компании «Форд» и «Дженерал моторз» помогали нацистам развивать автомобильную промышленность. Компания Форда осуществляла техническое руководство германским заводом, выпускавшим «Фольксваген». Вскоре этот завод стал выпускать машины для армии. Правительство Гитлера наградило Форда высшим германским орденом за его заслуги перед Германией.
В 1938 г. производство автомашин в Германии выросло в 3,5 раза по сравнению с 1929 г. Половина этих машин была произведена на заводах «Оппель», которые принадлежали «Дженерал моторз».
Стоимость самолетов, которые поставляли американские фирмы Германии, стала быстро возрастать после прихода Гитлера к власти. В 1932 г. поставки самолетов оценивались в 6 тысяч долларов, в 1933 г. – в 272 тысяч долларов, за первые восемь месяцев 1934 г. – в 1 445 тысяч долларов. Бывший посол США в Германии Додд писал, что в это время Германия закупала в США по 100 самолетов в год.
В справке «Фальсификаторы истории», опубликованной Совинформбюро в 1948 г., не без оснований утверждалось: «В короткий срок, опираясь на финансовую поддержку, главным образом американских монополий, Германия воссоздала мощную военную промышленность, способную производить в огромных количествах первоклассное вооружение, многие тысячи танков, самолетов, артиллерийских снарядов, военно-морских кораблей новейшего типа и другие виды вооружений». Западный капитал стремился вооружить до зубов гитлеровскую Германию и направить ее военную мощь против первой страны социализма.

Создатели механизма для покорения планеты

Затраты магнатов Рура, хозяев химических, металлургических, авиационных компаний на подготовку прихода к власти нацистов, окупились. Гонка вооружений быстро обогащала монополии. Валовая прибыль «Ферайнигте Штальверке» поднялась со 120 миллионов марок в 1934 г. до 257 миллионов марок в 1937 г., прибыль Круппа – со 118 миллионов в 1933 г. до 317 миллионов в 1937 г.
Правительство Гитлера позаботилось о том, чтобы укрепить монопольное положение тех, кто привел его к власти. В июле 1933 г. было издано постановление о принудительном картелировании. Последующим законом об акционерных обществах распускались компании с капиталом менее 100 тысяч марок и запрещалось образование новых обществ с капиталом менее 500 тысяч марок. Теперь монополии контролировали 70% промышленности. Важнейшие отрасли тяжелой индустрии почти полностью находились во власти нескольких гигантских компаний.
Закон 1934 г. «Об органическом построении германской экономики» создал шесть имперских хозяйственных групп – промышленность, торговля, банки, страхование, энергетика, ремесло, которым подчинялись десятки отраслевых и территориальных хозяйственных групп. Во главе имперских групп в качестве «фюреров» с широкими полномочиями были поставлены крупнейшие германские монополисты, которые стали постепенно теснить Тиссена, и в конце 30-х годов бывший главный благодетель Гитлера был вынужден покинуть Германию. Место главного спонсора нацистского строя заняли – Крупп, Фёглер и другие.
Один из ведущих банкиров Германии Ялмар Шахт стал министром в правительстве Гитлера. На этом посту Шахт способствовал созданию военного потенциала Третьего рейха. Поэтому в январе 1937 г. «Военная еженедельная газета» Германии писала: «Оборонные силы Германии сегодня с благодарностью произносят имя доктора Шахта как одного из тех, кто совершал незабываемые подвиги для развития германских вооруженных сил в соответствии с указаниями фюрера и рейхсканцлера. Оборонные силы обязаны величайшим способностям и мастерству доктора Шахта тем, что, несмотря на все финансовые трудности, они в соответствии с планом сумели из армии численностью 100 000 человек вырасти до нынешних размеров».
Этим не ограничился вклад Шахта в реализацию гитлеровских планов установления мирового господства. Он был одним из разработчиков таких планов. Еще в 1934 г. Шахт заявил американскому послу Додду, что «желает аннексий, если возможно без войны, и с войной, если США будут держаться в стороне». В обвинительном заключении говорилось, что Шахт, являясь «имперским министром экономики и президентом германского имперского банка…участвовал в подготовке войны, он участвовал в выработке военных и экономических планов и в подготовке нацистскими заговорщиками агрессивных войн и войн, нарушающих международные договоры».
Если Шахт и другие банкиры давали средства и разрабатывали финансовые схемы для создания военной машины покорения планеты, то Крупп и другие промышленники производили все более совершенные орудия уничтожения и во все более огромных масштабах для осуществления истребительных войн. В обвинительном заключении Нюрнбергского процесса говорилось: «Организации немецких предпринимателей» превратились в «инструмент экономической мобилизации для ведения войны… Нацистские заговорщики и, в особенности, промышленники приступили к осуществлению огромной программы перевооружения и стали создавать мощный военный потенциал».
Единственному германскому промышленнику Густаву Круппу, который оказался на скамье подсудимых Нюрнбергского процесса, было предъявлено обвинение в том, что он «участвовал в военном и экономическом планировании и в подготовке нацистскими заговорщиками агрессивных войн… он санкционировал, руководил и принимал участие в военных преступлениях, указанных в разделе третьем обвинительного акта, и преступлениях против человечности, указанных в разделе четвертом обвинительного акта, включая в особенности эксплуатацию и преступное использование людей на работах для ведения агрессивных войн».

Какое будущее для человечества готовили Крупп и Шахт

Победа в Мировой войне, развязанной по планам и при поддержке Круппа, Шахта и других немецких олигархов, должна была увенчаться порабощением человечества. Черты этого будущего становились зримыми по мере того, как германские орды захватывали европейские страны и покоряли их население. Обвинительное заключение гласило: «Германское правительство и германское верховное командование проводили политику увода физически здоровых граждан из оккупированных стран в Германию и в другие оккупированные страны для работы на положении рабов на военных заводах и для других работ, связанных с военными усилиями Германии». На этих предприятиях, принадлежавших Круппу и другим промышленным магнатам, юноши и девушки из СССР были поставлены в бесчеловечные условия.
У солдата Вильгельма Бока, убитого на советско-германском фронте, было найдено письмо от его матери из Хемница. В нем говорилось: «Много русских женщин и девушек работают на фабрике «Астра Веерке». Их заставляют работать по 14 и более часов в день. Заработной платы, они, конечно, никакой не получают. На работу и с работы они ходят под конвоем. Русские настолько переутомлены, что буквально валятся с ног. Им часто попадает от охраны плетьми. Пожаловаться на побои и скверную пищу они не имеют права».
В своем письме из Штутгарта Леонид Д. писал 3 января 1943 г. своим родным в г. Щигры: «Не купались по два месяца, кормили вшей. Завод от лагеря 5 км, а от питания еле двигаю ноги… Эта жизнь в Германии останется на всю мою жизнь в памяти. Если выживу и вернусь домой, то все расскажу, так что у вас, мои родные, встанут волосы дыбом. Я уже решил покончить свою жизнь, но воздержался, думаю, придет наше лучшее время».
В своем письме своей матери Нона Г. писала 8 октября 1942 г.: «Хлеб получаем два раза в день по сто граммов. Работаем 12 часов в день… Кроме завода и бараков, ничего не знаем. Как приду с работы, упаду на кровать, наплачусь вдоволь, вспомню дом и Вас, и с тем засну. За короткое время нашей жизни здесь мы выбились из сил, недосыпаем, недоедаем. В маленькой комнате нас 16 человек, все украинки и я. Если придется увидеться, то расскажу. Но увидеться навряд ли придется, потому что зимовать остаемся в летних бараках из досок. При таком питании, да без сна, да голой и босой не выжить мне. Если можете, не откажите в моей просьбе, вышлите чесноку и луку… У меня уже болят десны – цинга начинается».
Маня К. писала своим родителям: «Мы живем в Германии в городе Бланкенбурге… Здесь и украинцы, поляки, французы и русские. Кормят нас плохо. Хлеба дают очень мало. Работы по горло. За нами смотрит надзиратель. За каждым шагом следят. Никуда не пускают. Только с работы да на работу. Работаем по 12 часов, а на работу ходить не в чем. Денег нам не дают. Дорогой папочка, как надоело быть невольниками и работать не знаю на кого и за что. Да и труд наш не ценят. Нас все преследуют и смеются. Были бы крылышки, прилетела бы на родную сторонку».

Почему пощадили Шахта и Круппа?

У обвинения не было сомнений в том, что финансист Шахт и промышленник Крупп играли видную роль в преступной организации, члены которой совершили чудовищные злодеяния. Не случайно их фамилии были размещены в обвинительном заключении в середине списка подсудимых, составленном в соответствии с их положением в Третьем рейхе и количеству совершенных ими преступлений. Все лица, которые были упомянуты перед ними, начиная с Геринга и кончая Функом, были приговорены либо к смертной казни, либо к пожизненному заключению. Но и среди тех, кто следовал в списке за Круппом, были те, кому присудили смертную казнь. Обвинения, выдвинутые против тех, кто привел Гитлера и его клику к власти, разрабатывал его агрессивные планы и превратил миллионы свободных людей в обреченных на голодную смерть рабов, были достаточными для вынесения им самых суровых приговоров.
Но приговор Международного трибунала от 1 октября 1946 г. гласил: «Трибунал признает Шахта невиновным в преступлениях, перечисленных в Обвинительном заключении, и предлагает коменданту суда освободить его из-под стражи после перерыва в заседании Трибунала». (Такое же решение было принято относительно Папена и Фриче.)
Советский член Трибунала генерал-майор юстиции И.Т. Никитченко тут же подал «Особое мнение». Юрист опровергал все доводы защиты. Свои аргументы относительно Шахта Никитченко завершил словами: «Доказана руководящая роль Шахта в подготовке и осуществлении общего преступного плана. Решение об оправдании Шахта находится в явном противоречии с имеющимися доказательствами».
Однако протест Никитченко не возымел действия. Оправдательный приговор Шахту (а также Папену и Фриче) также не был изменен.
А какое же наказание было вынесено Круппу? Никакого. Дело в том, что в самом начале процесса Крупп был объявлен больным. В своем стихотворении на тему Нюрнбергского процесса С. Маршак иронизировал: «Болен Крупп фон Болен». Больным Крупп продолжал числиться во время всего процесса. В отличие от Шахта он не был даже подвергнут публичным допросам. Если бы об этом знал весной 1945 года Альберт Фёглер, то он бы вряд ли покончил жизнь самоубийством, опасаясь неминуемой расплаты за свои преступления.
Очевидно, на решение судей, представлявших США, Великобританию и Францию, было оказано достаточно серьезное воздействие влиятельных лиц из этих стран. Почему же правящие круги западных стран решили пощадить Шахта и Круппа, а также не допустили привлечения к суду в Нюрнберге других олигархов? Ведь в своей борьбе против конкурентов буржуазия не проявляет жалости к проигравшим. Не исключено, что желание избежать наказания Шахта и Круппа объяснялось страхом, что те могут раскрыть тайные сделки между капиталистами Германии и западных держав, приведшие к развязыванию мировой войны.
Но еще более опасным для мирового капитала было принятие такого судебного решения, которое бы заставило многих в мире задуматься о преступной природе капиталистической системы и ведущих деятелей буржуазии. Западные державы постарались сорвать усилия Советского правительства, направленные на то, чтобы посадить на скамью подсудимых вождей германского капитализма и таким образом подвергнуть суду бесчеловечную систему. С трудом советским юристам удалось включить в список подсудимых лишь Шахта и Круппа. Но поскольку эти соучастники чудовищных преступлений против человечества принадлежали к высшим слоям мировой буржуазии, ее представители в различных странах встали горой на защиту своих братьев по классу и те были признаны невиновными.

Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ


Продолжение. Начало см. «СР», №108, 1 октября 2015 года.







Это статья Официальный сайт газеты Советская Россия
http://www.sovross.ru

URL этой статьи:
http://www.sovross.ru/modules.php?name= ... sid=601059