Итоги 2013. Глобальный кризис: реквизиция частной собственности, отмена тайны вкладов, падение цен на золото
2014-01-15 18:33
С.А.Строев, помощник депутата Государственной Думы ФС РФ С.И.Васильцова
2013 год оказался на редкость богат событиями, как яркими и привлекающими всеобщее внимание, так и менее заметными внешне, но гораздо более судьбоносными и весомыми по своему историческому значению.
На фоне продолжающегося мирового финансово-экономического кризиса стремительно разворачивается и обостряется гораздо более глубинный по своим историческим масштабам кризис всей сложившейся глобальной мировой системы, включая не только институты мирового глобального управления, но и сами основы существующих социальных отношений и мировоззренческих, поведенческих и правовых парадигм.
2013 год ознаменовался, прежде всего, кипрским банковским кризисом, имеющим не столько финансово-экономическое, сколько правовое и прецедентное значение для всей мировой политико-финансово-экономической системы. На основании этого, на первый взгляд, периферийного и маргинального прецедента в ряде стран, в том числе входящих в структуру мировой метрополии, внесены изменения в банковское законодательство, позволяющие осуществлять фактическую реквизицию частной собственности.
Для сознания буржуазного общества, основанного на принципе «священности» и неприкосновенности частной собственности, это настоящение низвержение самых основ права как категории, вообще любых точек отсчёта в социальных отношениях. То, что правящей мировой элите удалось провести фактический демонтаж самой основы буржуазно-демократической правовой системы без социального взрыва и даже почти не привлекая к этому пристального внимания, свидетельствует о том, сколь далеко зашёл процесс разложения прежнего буржуазного гражданского общества, основанного на рациональном праве и осознании каждым индивидом своих интересов.
Впрочем, «классический» капитализм в рамках отдельно взятых государств фактически был уничтожен уже в первой половине XX века. В России – большевиками, в Германии – нацистами, в США – банковской олигархической диктатурой при Ф.Д. Рузвельте (принудительная конфискация золота в 1933 году и введение монополии фиатных денег ФРС). В масштабе международных отношений последние остатки реального «классического» капитализма были добиты Никсон-шоком 1971 года и Ямайкской конференцией 1976 года
О том, что есть «классический» капитализм и как он устроен, написано множество книг, но нельзя не признать, что он невозможен без по меньшей мере двух своих базовых экономических оснований: расширенного производства и эквивалентного рыночного обмена. Расширенное производство стало фактически невозможно после того, как капитализм охватил весь мир и некапиталистическая периферия, служившая резервуаром для сброса производимых капиталистической системой излишков товара, исчезла. Эквивалентный рыночный обмен полностью и окончательно превратился в фикцию в момент отмены золотого стандарта. То есть с того момента, как эмитент фиатных денег получил возможность производить стоимостные эквиваленты реальных товаров по близкой к нулю себестоимости.
На этом этапе капиталистическая система рыночного более или менее эквивалентного обмена производимыми товарами фактически оказалась подменена системой изъятия и последующего распределения. То есть системой, по природе своей имеющей гораздо больше общего с азиатским способом производства восточных деспотий, нежели с «классическим» капитализмом. Деньги из средства обмена между принципиально равными субъектами рынка превратились в орудие, с одной стороны, добровольно-принудительной конфискации производимого продукта, а, с другой стороны, его фактически внерыночного распределения по принципу вознаграждения за лояльность и соблюдение предписываемых системой новых норм поведения.
При этом абсолютизация и фетишизация виртуальной матрицы капитализма в пространстве социальных отношений в форме идеологии неолиберализма и рыночного фундаментализма служила лишь прикладным средством усиления нерыночной по своей внутренней природе, капиталократической (но отнюдь не капиталистической уже!) системы мировой власти, основанной на механизмах изъятия и распределения материальных и нематериальных благ.
Естественно, что параллельно с выхолащиванием, профанацией и виртуализацией экономических основ капитализма происходил процесс аналогичного выхолащивания, профанации и виртуализации его социальной надстройки – гражданского общества, суверенной национальной государственности, самой гражданской нации как таковой, системы образования и рациональной научной картины мира, научно-технического прогресса, и, наконец, системы права. При этом, как и следовало ожидать, фактический демонтаж буржуазно-демократических институтов осуществлялся под лозунгами номинальной «демократизации», то есть отмены многочисленных цензов и допущения к демократическим процедурам всё новых и новых массовых категорий, принципиально не способных этими процедурами адекватно пользоваться (лиц без базового образования, экономически несамодостаточных иждевенцев, не достигшего интеллектуальной и социальной зрелости юношества, лишённых цивилизационного и культурного бэкграунда иноэтнических мигрантов, асоциальных меньшинств, психически и умственно неполноценных и т.д.).
Система олигархической власти, одним из главных рычагов которой стала возможность карать и награждать подданных, по своему произволу за счёт монополии на эмиссию фиатных денег перераспределяя собственность (то есть внеэкономически изымая её у одних и внеэкономически же награждая ею других), нашла себе опору в лице паразитарного люмпенства и так называемых «левых». Фактически именно западные «левые» в спектре от «старых» социал-демократов до порождённых Франкфуртской школой «новых левых», «фрейдомарксистов» и «зелёных» стали посредниками в смычке групповых (пост-классовых) интересов узкой транснациональной мировой финансовой олигархии и массового паразитарного люмпенства против гражданского коллектива экономически самодостаточных производителей (как неолигархических предпринимателей реального сектора экономики, так и наёмных работников умственного и физического труда).
Собственно говоря, именно банковская олигархия под своим собственным управлением и в интересах сохранения своей корпоративной власти фактически осущестила плановый и управляемый демонтаж «классичского» капитализма как социальной системы, парадоксальным образом ставшей ограничением и препятствием для дальнейшего безудержного развития капитала и капиталократической системы мировой власти.
Именно такой вариант выхода из капитализма – в противоположность сценарию пролетарской революции по К. Марксу – предсказывал социалист-ревизионист еврейского происхождения Рудольф Гильфердинг, идейный предтеча современных западных «левых», фактически нанятых финансовым капиталом демонтировать капитализм как строй и социальную систему в его (финансового капитала) интересах и по его сценарию.
Вплоть до 2013 года виртульная матрица капитализма достаточно успешно скрывала действительную социальную и экономическую реальность. Однако углубление не только и даже не столько финансово-экономического, сколько общецивилизационного кризиса привело к тому, что в прошедшем 2013 году внешний камуфляж начал расползаться по швам, обнажая и делая вполне видимыми реальные, но прежде невидимые структуры современной мировой системы.
После знаковых заявлений не кого-нибудь, а одного из ведущих идеологов капиталократической глобализации Жака Аттали о необходимости построения глобальной мировой системы распределения и установлении контроля над финансовым капиталом, уже сложно усомниться в том, что реальный свободный рыночный обмен, а вместе с ним и реальный «классический» капитализм, безвозвратно ушли в прошлое.
2013 год ознаменовался двумя в высшей степени знаковыми событиями, в равной мере подчёркивающими конец последних иллюзий капитализма, но маркирующих два диаметрально противоположных направления возможного посткапиталистического развития.
Одно из этих событий – реквизиция банковских вкладов на Кипре с последующей перспективой в общемировом масштабе легализации внесудебной конфискации банковских вкладов и иных активов и систематического нарушения тайны вкладов (пресловутая «борьба с офшорами» и «отмывом денег»). Второе – это швейцарская инициатива введения безусловного основного дохода, выплачиваемого на общих основаниях всем гражданам безусловно и независимо от их труда, занятости, уровня доходов и т.д.
Финансовый кризис на Кипре. Фактология
Фактологическая сторона кипрских событий весны 2013 года достаточно хорошо известна. Стоит отметить, что кризис кипрской банковской системы начал нарастать задолго до событий марта 2013 года и для заинтересованных наблюдателей был вполне очевиден ещё в 2012 году, если не ранее. Республика Кипр (или, говоря точнее, её греческая часть, реально контролируемая правительством) представляет собой очень небольшое островное государство с вполне соответствующей его масштабу реальной экономикой. В то же время банковский сектор Кипра оказался гипертрофированно раздут, совокупный объём банковских вкладов в 7-8 раз или даже более (к моменту острой фазы кризиса по некоторым данным до 835%) превысил ВВП этой небольшой страны. Под давлением Евросоюза кипрские банки были вынуждены принять участие в пресловутом «спасении Греции», осуществлявшемся, впрочем, отнюдь не в интересах самой Греции, а в интересах её кредиторов и прежде всего банков Германии и других западноевропейских стран, которые бы более всего пострадали в случае объявления Грецией дефолта.
«Спасение Греции» выразилось в добровольно-принудительной покупке кипрскими банками греческих долговых обязательств, последующие списания по которым привели к колоссальным (в процентном выражении) потерям кипрских банков и стали одной из главных причин их коллапса. Помимо этого по кипрским банкам ударило сдувание пузыря цен на рынке недвижимости. Учитывая, что банковская система страны и без того не отличалась высокой надёжностью и имела определённые черты финансовой пирамиды, такой двойной удар очень быстро создал прямую угрозу банкротства.
В связи с этим ещё с середины 2012 года Кипр стал вслед за Грецией обращаться к Евросоюзу за помощью, однако её не получил. Гром грянул в субботу 16 марта 2013 года, когда внеочередное совещание Еврогруппы приняло решение выделить Кипру финансовую помощь на сумму 10 миллиардов евро, но лишь при условии, что власти Кипра осуществят списание в качестве «единовременного налога» со всех вкладов размером от 20 до 100 тысяч евро 6,75% от суммы депозита, а со вкладов размером более 100 тысяч евро – 9,9%. В совокупности это должно было дать правительству сумму в 5,8 миллиарда евро.
В тот же день все банки страны приостановили свою деятельность, то есть возможность снятия средств со счетов, электронные платежи и расчёты, внутрибанковские переводы и перевод средств за границу были заблокированы. При этом кипрское правительство заморозило счета не только частных лиц, кипрских и иностранных коммерческих структур, но и международных дипломатов и иностранных госструктур. Предполагалось, что «банковские каникулы» продлятся один-два дня после выходных, но в действительности открытие банков несколько раз откладывалость в силу отсутвия окончательного решения относительно судьбы вкладов, а работа банков возобновилась лишь спустя почти две недели 28 марта, при этом сохранились жёсткие ограничения на объём переводов и вывоза наличных денег из страны.
В течение этих двух недель шла острая борьба, велись интенсивные переговоры, а официально озвучиваемые планы конфискационной «реформы» несколько раз довольно радикально менялись. Уже 19 марта, во вторник, то есть в первый рабочий день после заморозки вкладов, парламент Кипра рассмотрел законопроект о единовременной реквизиции (принудительном списании) части банковских вкладов в соответствии с предложенным Еврогруппой «планом А». Характерно, что поддержать такой законопроект не решился ни один из депутатов. 36 депутатов, представляющих все партии, кроме правящей, проголосовали против, 19 депутатов от правящей правоцентристской партии «Демократический сбор» воздержались. Непосредственно во время заседания рядом со зданием парламента проходила массовая акция протеста граждан против проекта списания доли вкладов. После решения парламента Кипра отказаться от конфискационной «реформы» по плану, предложенному Еврогруппой, начались долгие и тяжёлые переговоры кипрского руководства с представителями Германии и РФ.
Стоит отметить, что именно руководство Германии наиболее жёстко настаивало на конфискации доли вкладов, стремясь максимально переложить тяжесть спасения банковской системы Кипра на её вкладчиков, поскольку альтернативный вариант спасения за счёт выделения помощи со стороны Евросоюза наибольшим бременем ложился бы как раз на Германию как основного донора ЕС.
С другой стороны, руководство РФ выступило с резкой критикой конфискационной «реформы», поскольку кипрские банки были излюбленным местом хранения не только личных средств состоятельных российских граждан, в том числе приближённых к Кремлю и, соответственно, его политическим решениям, но и сами российские государственные компании и иные государственные структуры активно использовали счета в кипрских банках. Об этом в конце марта вполне откровенно заявил премьер-министр РФ Медведев, буквально сказавший, что через Кипр работает «большое количество государственных структур» РФ, «поскольку это удобная юрисдикция для совершения операций». По оценкам The Financial Times, приводимым Lenta.ru, российские вклады составляют до трети всех депозитов в банках Кипра, и в случае списания «налога» по изначальному плану Еврогруппы российские вкладчики потеряли бы до 2,5 миллиарда евро. Председатель Центробанка республики Кипр Паникос Димитриадис в своём интервью «Ведомостям» оценил объём российских депозитов в кипрских банках в сумму от 4,943 до 10,225 миллиарда евро. Агентство Moody’s назвало более высокие цифры, оценив вклады российские вклады примерно в 30% от всего объёма депозитов кипрской банковской системы, т.е. депозиты корпораций – в 19 миллиардов долларов, а общие активы – в сумму до 53 миллиардов долларов. Институт международных финансов озвучил промежуточную цифру, оценив объёмы всей депозитной массы, контролируемой нерезидентами в банках Кипра, в 37,6 миллиардов евро, из них порядка 19 миллиардов могут быть аттрибутированы как средства преимущественно российского, украинского и ливанского происхождения. Неудивительно поэтому возмущение Медведева, который уподобил действия Евросоюза и Еврокомиссии вместе с правительством Кипра поведению слона в посудной лавке и заявил, что «мера, которая предложена, носит явно экспроприаторский, конфискационный характер, абсолютно беспрецедентна по природе».
Более того, эмоции так переполнили младшего российского тандемократа, что в другом своём выступлении он допустил весьма красноречивую и показательную «оговорку по Фрейду», буквально сказав, что «на Кипре продолжают грабить награбленное», тем самым поставив под большое сомнение свои же собственные заверения в том, что объём российских «серых вкладов» якобы «преувеличен». Это делает тем более понятной позицию Германии, не желающей помимо проблем слабых членов Евросоюза расплачиваться из своего бюджета ещё и за спасение российских корпоративно-клановых общаков и личных заначек российских клептократов, которые даже Медведев в порыве нечаянной откровенности весьма метко охарактеризовал как «награбленное».
Тем не менее, учитывая в общем-то весьма миниатюрные абсолютные масштабы кипрских банковских проблем на фоне даже Греции, не говоря уж о крупных странах-должниках, речь здесь идёт скорее о политическом принципе, нежели о чисто финансовых интересах. И в смысле принципа, как это ни парадоксально, прав скорее Медведев. Потому что при всей очевидности криминального или, как минимум, «не вполне прозрачного» происхождения российских вкладов в офшорных юрисдикциях, их даже частичная конфискация без какой-либо судебной процедуры и формального юридического обоснования их незаконности, причём не где-нибудь в Зимбабве или Сомали, а в стране Евросоюза, может послужить крайне опасным прецедентом, вообще обнуляющим право как категорию и во внутригосударственном и в международном масштабе по всему миру. То, к чему самым активным образом призывала и фактически принуждала Германия, конечно, не укладывается в рамки налогооблажения, а является, по сути дела, именно неправовой конфискацией собственности, то есть открытым грабежом на государственном уровне.
Нетрудно представить, какого масштаба «ящик Пандоры» может быть тем самым открыт. Собственно говоря, ящик этот открыт не Германией, а США, которые в начале 2013 года в совершенно откровенной и предельно циничной форме отказались не только возвратить по требованию вплоть до 2020 года, но даже просто предъявить фактическое наличие в своих хранилищах переданных им на хранение как раз именно Германией национальных запасов золота, сославшись при этом на «необходимость соблюдения безопасности» и отсутствие «помещений для посетителей». В обзоре за прошлый 2012 год мы останавливались на выраженном намерении Бундесбанка репатриировать все 374 тонны золота, лежащих на хранении в Центробанке Франции, а также 300 тонн золота из 1500, хранящихся в США, и высказывали сомнение в том, что США золото вернут. Правда, уже в конце декабря 2013 года появилось сообщение, что в течение года Бундесбанку всё-таки удалось репатриировать часть своего золотого запаса, однако всего лишь 37 тонн – и это в совокупности из хранилищ Нью-Йорка и Парижа. Учитывая, что за рубежом хранится более 2000 тонн немецкого золота, из которого Германия намеревалась возвратить обратно в страну около 674 тонн, цифра в 37 тонн выглядит скорее чисто символической, чем сколько-нибудь реальной. Фактически же США отказались вернуть и даже просто предъявить Германии её же собственный золотой запас. И это, отметим, в отношениях между двумя ведущими «цивилизованными странами», непосредственно входящими в ядро «мировой метрополии» и номинально являющимися ближайшими союзниками по НАТО.
О случаях открытого прямого разбоя, как финансового, так и военного, в отношении стран «третьего мира» («мировой периферии») вроде каддафиевской Ливии или асадовской Сирии в этом случае уже не приходится и вспоминать. Падение СССР и разрушение баланса сил и системы сдержек и противовесов самым плачевным образом сказалось на системе мирового международного права, которая постепенно шаг за шагом разрушалась более десятилетия и теперь подходит к краю окончательного исчезновения. В самом деле, если США на глазах у всего мира открыто и вполне демонстративно ограбили Германию, то почему бы Германии в свою очередь не надавить по линии Евросоюза на правительство Кипра, «убедив» его ограбить российских частных и государственно-корпоративных любителей офшорных юрисдикций, отняв у них награбленное в ходе откровенно криминальной приватизации и вывезенное из России в денежной форме имущество?
Однако простому честному гражданину, наблюдающему за ситуацией, совсем не стоит радоваться и принимать её за торжество справедливости. Фактическое узаконивание внесудебного государственного грабежа может иметь совершенно чудовищные последствия и в буквальном смысле погрузить весь мир в состояние российских «лихих 90-х», если не хуже. Прямым следствием кипрского прецедента может стать узаконивание процедуры внесудебного и произвольного изъятия банком денег вкладчиков на покрытие своих собственных издержек, что далее может вести к попыткам частных лиц и компаний вывести средства из банков форме наличных денег, коллапсу банковской системы и последующим реквизиционно-репрессивным мерам государства по её спасению. Вплоть до полной принудительной ликвидации государствами наличных денег и возрождения на новом уровне большевистских обысков и реквизиций и рузвельтовских драконовских репрессий за отказ сдавать государству золото.
Таким образом, начавшись с разборок между «очень богатыми» и «очень-очень богатыми», практика узаконенного произвола, беззакония и грабежа может очень стремительно распространиться на всё общество сверху донизу вплоть до каждого последнего наёмного рабочего и пенсионера, причём тотально по всему миру, лишив каждого человека каких бы то ни было правовых гарантий, прав на неприкосновенность личного имущества и минимальной автономии своей частной жизни от произвола мировой диктатуры.
Неизвестно, задумывались ли кипрские парламентарии о последствиях такого масштаба, но вполне очевиден более частный и прикладной аспект проблемы. Офшорный (хотя и с определёнными оговорками) банковский сектор был одним из значимых, если не ведущим источником благосостояния Кипра как государства и, опосредованно, его населения. Грабительская внесудебная государственная конфискация средств вкладчиков (даже с учётом сомнительности происхождения этих средств и более чем невысокой репутации их владельцев), осуществлённая с целью покрытия долгов банков, не могла не иметь своим прямым следствием полную утрату доверия в кипрской банковской системе и её практически неизбежный крах. Не исключено, что именно это – уничтожение функционирующей прямо внутри ЕС «пиратской гавани» для «грязных» российских денег, награбленных в ходе криминальной приватизации и расхищения общенациональной собственности приближёнными к государственному аппарату кланами, – и было главной целью и мотивом столь жёстких и антиправовых требований Еврогруппы.
Во всяком случае, кипрские парламетарии, как уже было отмечено, отвергли «план А». По-видимому, свою роль сыграли и протесты собственных вкладчиков – граждан Кипра, и политический нажим со стороны руководства РФ, и нежелание одним махом и навсегда похоронить междунарожную репутацию и, как следствие, саму возможность для страны зарабатывать банковским бизнесом. Конечно, из той ситуации, которая сложилась в кипрской банковской системе, хорошего выхода у руководства страны просто не было. Выбор был лишь между разными вариантами и степенями плохого. Возможно, не худшим вариантом была обычная правовая, опосредованная судом и общепринятыми юридическими нормами процедура банкротства наиболее безнадёжных банков и спасение остальных. Конечно, банкротство банков – вещь неприятная и не лучшим образом сказывающаяся на деловой репутации страны.
Однако само по себе банкротство – мера хотя и крайняя, но вполне вписанная в правовые нормы, юридически предусмотренная и не создающая какого-либо чрезвычайного мирового прецедента нарушения базовах принципов неприкосновенности частной и личной собственности. Собственно, финальный итоговый вариант, на котором власти Кипра остановились после долгих совещаний и переговоров, хотя и носит промежуточный характер, но всё-таки по существу ближе именно к нормальной процедуре банкротства, нежели к изначально обсуждавшейся государственной конфискации под видом чрезвычайного «налогообложения».
Однако нерешительность, затягивание принятия решения, несогласованность действий правительства и парламента привели к крайне неблагоприятным для Кипра последствиям. Даже в глазах тех вкладчиков, которые в конечном итоге в материальном смысле вообще не пострадали и смогли вернуть свои деньги в полном объёме, уже сама по себе почти двухнедельная неопределённость ситуации и угроза лишиться собственности на фоне дискуссий о возможности их ограбления кипрским государством, не могли не лишить кипрскую банковскую и государственную систему всякого кредита доверия. К тому же не отвергнутый сразу же и решительно как очевидная антиправовая дикость и всерьёз обсуждавшийся как возможный к принятию конфискационный «план А» хотя и не был реализован на практике, тем не менее, в массовом сознании закрепился и всё-таки стал прецедентом, то есть вполне реальной возможностью на будущее.
Итоговое решение выглядит следующим образом. Государство отказалось от идеи поголовного списания той или иной доли со всех вкладов. Вклады на сумму менее 100 тысяч евро вообще не подверглись списаниям. Судьба вкладов на сумму более 100 тысяч евро оказалась в прямой зависимости от финансового состояния того конкретного банка, в котором депозит был размещён. Основновной удар в итоге приняли на себя вкладчики двух фактически обанкротившихся крупных банков. Крупнейший в стране Bank of Cyprus («Банк Кипра») подвергся реструктуризации. Депозиты на сумму более 100 тысяч евро в этом банке было решено «реструктурировать» следующим образом: 37,5% вклада в принудительном порядке обмениваются на акции банка; судьба ещё 22,5% остаётся неопределённой – эти деньги остаются на счету, но проценты по ним не начисляются и в будущем эта часть депозита либо будет возвращена в денежной форме, но без процентов, либо тоже переведена в акции; оставшиеся 40% вклада остаются на счету, по ним продолжают начисляться проценты, но снять их со счёта можно будет только после нормализации ситуации. Ещё плачевнее оказалась судьба вкладов в Cyprus Popular Bank («Кипрский народный банк», он же Laiki Bank). Этот банк было решено полностью ликвидировать, а его здоровые активы и обслуживаемые кредиты передать реструктурированному «Банку Кипра». Согласно заявлению министра финансов Республики Кипр Михалиса Сарриса, потери владельцев незастрахованных депозитов в «Лайки» могут достичь 40% и даже 80%, причём выплату оставшихся 20%, возможно, придётся ждать несколько лет.
Таким образом, потери вкладчиков «Банка Кипра» и «Лайки Банка» в итоги оказались намного больше, чем изначально планировавшиеся в соответствии с «планом А». Однако такой вариант гораздо больше напоминает процедуру банкротства и, в частности, не предполагает государственных реквизиций вкладов в благополучных кипрских банках и в многочисленных кипрских филиалах иностранных банков. В частности, в «Русском коммерческом банке», филиале ВТБ, который обслуживал большинство российских госкомпаний и значительную часть российских частных бизнес-структур, работавших через кипрский офшор. Вкладчики всех этих банков, конечно, пострадали от почти двухнедельных «банковских каникул» и последующих ограничений на движение капитала, но по крайней мере не подверглись списаниям средств с депозитов.
Руководство РФ, привычно защищающее лишь интересы офшорно-государственных корпораций, осталось удовлетворено достигнутым компромиссом, во всяком случае, настолько, что согласилось в апреле на реструктуризацию 2,5-миллиардного (в евро) государственного кипрского долга перед РФ с рассрочкой выплат до 2018 года и снижением процентных ставок с 4,5% до 2,5%, что фактически равнозначно списанию 10% долга. Российских частных предпринимателей, имевших несчастье оказаться вкладчиками «Банка Кипра» и «Лайки Банка», российское государство привычно бросило на произвол судьбы, предоставив их собственной участи. Впрочем, после гораздо более наглядной истории с выдачей российских граждан нефтяников Александра Шадрова и Владимира Долгова, укрывшихся в российском посольстве, ливийским боевикам, это, конечно, никого не могло удивить и было вполне предсказуемым. Впрочем, если верить информации отечественных СМИ, то всё-таки большинство российких предпринимателей, пользовавшихся кипрской юрисдикцией, держало свои депозиты в филиалах иностранных банков, а количество российских вкладчиков двух наиболее неблагополучных собственно кипрских банках оказалось сравнительно невелико, а наиболее всего якобы пострадали британцы. Так это или нет, наверняка сказать сложно, ясно только, что определённого согласования интересов в итоге удалось достичь трём сторонам – кипрским властям, Еврогруппе и российским госкорпорациям.
Правда, от реструктуризации «Банка Кипра» и закрытия «Лайки Банка» Кипр не получил той суммы, которую предпологалось собрать путём реквизиционного «налога» на все банковские вклады в соответствии с планом «А», но эти средства предполагается добрать повышением собственно налогов (на этот раз без кавычек, то есть действительно налогов, а не названных их именем конфискаций) на прибыль корпораций с 10 % до 12,5 %, а также от введения налога на доходы от процентов по банковским вкладам (не путать с тем самым пресловутым «налогом» на сами вклады).
Первое эхо кипрского кризиса: узаконенные реквизиции
Кипрский кризис, как уже было отмечено выше, будучи в общем-то ничтожен по своему экономическому значению, обрёл колоссальное мировое значение в качестве прецедента. Причём значение это имеет как минимум два ключевых аспекта.
Первый аспект состоит в том, что в ряде государств, относящихся к ядру мировой метрополии, уже в 2013 году в том или ином виде были введены законодательные новшества, позволяющие использовать деньги вкладчиков для спасения тех банков, на счетах которых эти деньги размещены. Так, например, новый, подготовленный Министерством финансов и принятый 21 марта 2013 года парламентом бюджетный план Канады предусматривает возможность «возвращения жизнеспособности системно важных» банков страны при помощи введения режима «принудительного вовлечения держателей обязательств банков в процесс оказания экстренной помощи» и «быстрой конверсии некоторых банковских обязательств в регуляторный капитал». Эти затейливые и витиеватые формулировки означает не что иное, как лазейку для осуществления при необходимости замораживания и так или иначе формально обставленной фактической конфискации средств вкладчиков.
Конечно, т.н. «банковский социализм», то есть принцип приватицации доходов и национализации издержек, осуществлялся и до этого. В частности, первый этап глобального финансово-экономического кризиса (2008 – 2010) как раз и характеризовался массовым спасением частных банковских структур за счёт средств налогоплательщиков. Примечательно, кстати, что именно защитой интересов налогоплательщиков (!) канадские законодатели мотивировали своё «правовое» новшество. Мол, раз теперь спасение банков может быть осуществлено за счёт вкладчиков, то бремя их спасения будет снято с бюджета (при этом даже не ставится вопрос о правомерности самой идеи принудительного использования средств граждан для спасения частных банков и оплаты их частных долгов).
Впрочем, в условиях, когда эмиссия фиатных, не обеспеченных золотом денег находится в руках частных банковских структур, возможности для конфискации капитала гораздо более утончённы, глубоки и многообразны, нежели банальная безвозмездная передача бюджетных средств (то есть фактически средств налогоплательщиков) частным банковским учреждениям. Так, например, фактически в любой момент накопления граждан и капиталы частных компаний могут быть конфискованы государством, сросшимся с банковской олигархией, путём их обесценивания с помощью эмиссии, девальвации валюты и инфляции.
Таким образом, например, был фактически ограблен русский народ в начале 1990-х. Такой метод грабежа населения (путём внезапной и обвальной гиперинфляции) при необходимости может быть осуществлён везде, где деньги не имеют гарантированного золотого обеспечения, то есть во всём мире, включая его экономическое, правовое и военно-политическое ядро. В сущности, с момента введения фиатных (необеспеченных) денег никаких гарантий сохранности находящейся в денежной форме частной собственности уже не существовало. Манипулируя объёмом денежной массы и, следовательно, покупательной способностью денег, банковско-государственная олигархия непрерывно изменяла реальный объём капиталов, находящихся в тех или иных частных руках. Иными словами, не то что периодически забиралась в любой частный карман, но вообще ни на минуту не вынимала из него свои руки. Это и означало фактический конец принципа частной собственности, а следовательно, и «классического» капитализма как такового.
Однако до тех пор, пока капитализм сохранялся хотя бы в качестве иллюзии, симулякра, виртуальной «матрицы», до тех пор сохранялся «священный» принцип неприкосновенности если не самого реального капитала, то хотя бы его номинального выражения. Если не самих денег (то есть той или иной покупательной способности, эквивалента того или иного объёма продуктов труда), то хотя бы их виртуальной формы в образе купюр того или иного фиксированного номинала. Иными словами, гарантировалась не реальная стоимость, но хотя бы номинал. Теперь же ликвидируется даже виртуальный призрак неприкосновенности частной собственности. Фактическая конфискация вкладов возможна теперь не только в форме тонких «цивилизованных» манипуляций стоимостью денег, но и самым прямым и непосредственным путём.
В Евросоюзе 24 апреля 2013 года комитет Европарламента по экономическим и денежным вопросам проголосовал за разработку и принятие единых для всех стран ЕС правил и процедур использования средств вкладчиков для спасения банков. В середине мая данный вопрос был обсуждён на заседании Совета ЕС на уровне министров экономики и финансов под председательством еврокомиссара по вопросам внутреннего рынка Мишеля Барнье. 20 мая депутаты Европарламента поддержали в первом чтении законопроект о механизме защиты банков с помощью средств вкладчиков, который, впрочем, даже после принятия на уровне Европарламента должны будут рассмотреть и принять парламенты стран-членов ЕС. Тем не менее принятый в первом чтении общеевропейский законопроект предусматривает введение с 2016 года возможности использования вкладов, превышающих гарантированный системой страхования банковских депозитов лимит в 100 тысяч евро, для спасения проблемных банков, поддержания их устойчивости и предотвращения банкротств. При этом вероятность и масштабы конфискаций вклада могут зависеть от того, отнесён ли вкладчик к категории «надёжных» или «рискованных». Данные понятия не уточняются, и, по мнению ряда экспертов, могут использоваться для преимущественного ограбления иностранных, не являющихся гражданами ЕС вкладчиков европейских банков. Кроме того, законопроект предусматривает создание в странах ЕС национальных фондов поддержки банков, которые должны формироваться за счёт взносов банков.
В ночь на 27 июня 2013 года был сделан следующий шаг. Министры финансов стран ЕС во время своей внеочередной встречи одобрили и согласовали единую систему спасения проблемных банков Евросоюза, предусматривающую финансирование спасения банков за счёт вкладчиков и кредиторов, а не средств налогоплательщиков, то есть бюджета и активов государства. Причём сумма обязательств банка перед первыми двумя группами должна быть не меньше 100 тысяч евро, которые покрывает европейская система страхования вкладов. Предполагается, что прежде чем начать получать внешнюю поддержку, банки должны использовать для своего спасения 8% собственных обязательств. В первую очередь речь идёт об отказе банков от выплат держателям своих облигаций, а вслед за тем пострадать могут и вкладчики. Обязательства, составляющие более 8% от общей суммы всех обязательств банка, предполагается списывать первыми. Предполагается, что депозиты сверх 100 тысяч евро, открытые физлицами и компаниями малого и среднего бизнеса, будут «стричься» в последнюю очередь, то есть после списания средств со счетов крупных корпораций. Страны смогут скорректировать список жертв такой «стрижки» в зависимости от особенностей национальных банковских систем. При этом предполагается, что пока банк полностью не использует средства держателей необеспеченных облигаций, власти страны и Европейский стабилизационный механизм не смогут потратить на его спасение больше чем 5% от объёма его обязательств. Новые правила должны вступить в силу в 2018 году в случае, если будут одобрены европейским парламентом.
Ещё более радикальны принципы, декларируемые в «Открытой банковской резолюции» – документе, подготовленном министром финансов Новой Зеландии Биллом Инглишем, который с марта 2013 года правительство этой страны начало проталкивать к принятию в парламенте. Особенность этой программы состоит в том, что для спасения крупных системообразующих банков она предполагает изъятие средств практически у всех вкладчиков, в том числе и мелких, без сохранения гарантированных в большинстве стран мировой метрополии минимальных вкладов в эквиваленте до 100 – 250 тысяч долларов США.
Любопытно отметить, что Кипр явно не был неким спонтанным экспромтом, который затем повлёк «внезапное» изменение сознания по всему миру. Идеи такого рода обсуждались в мировых международных структурах глобального управления по меньшей мере начиная с 2009 года. 10 декабря 2012 года Банк Англии и Федеральная корпорация по страхованию депозитов США представили 15-страничный доклад «Решение для глобально действующих системно важных финансовых учреждений» («Resolving Globally Active, Systemically Important, Financial Institutions»). Лицемерно посетовав на то, что реализованная в 2008 – 2010 годах практика спасения частных банков за счёт средств налогоплательщиков нарушает принципы рыночной экономики, обостряет бюджетные дефициты, увеличивает государственные долги и вообще «несправедлива», авторы предложили «более справедливые» и «рыночные» методы.
В их числе – невозвратные «субсидии», то есть попросту списания, конфискации средств вкладчиков, принудительное «кредитование», то есть замораживание счетов без возможности для вкладчика снять свои же собственные средства и, наконец, принудительные «инвестиции», то есть конвертация депозитов в акции банка, возможность продать которые становится личной проблемой ограбленного вкладчика, а его право на покрытие потерь, гарантированных государственной системой страхования депозитов, утрачивается. Разумеется, термины «инвестиции», «кредитование» и т.д. в данном контексте совершенно меняют свой смысл уже в силу своей принудительности и заведомой убыточности. Речь идёт по существу о том или ином оформлении конфискации средств вкладчиков либо об их «замораживании» и произвольном использовании банком в своих интересах в течение неопределённого времени. Реалии, хорошо знакомые по опыту российских 90-х, но, как казалось, совершенно немыслимые в «цивилизованном мире».
Любопытно при этом, что в соответствии с американскими законами контрагенты по деривативам, то есть по сути спекулянты, имеют преимущество, и в случае банкротства банк в первую очередь расплачивается именно с ними; вкладчики же, то есть вроде как «владельцы реальных денег», в этом случае получают частичные компенсации своих потерь по остаточному принципу! В это тяжело поверить, но американская система такова, что она в большей степени создаёт гарантии защиты для участников спекулятивной игры (которая вроде как по логике, если уж она вообще допускается, предусматривает участие на свой страх и риск), нежели для простых вкладчиков, которые в спекулятивной игре не участвуют и просто доверяют свои средства банку на хранение! При этом Американская федеральная корпорация по страхованию вкладов в США и Механизм европейской стабильности по существу снимают с себя ответственность за страхование вкладов и соответствующие риски, полностью перекладывая их на вкладчиков.
Говоря о подготовленности и запланированности создания кипрского прецедента, можно также отметить, что уже в 10 января 2013 года газета New York Times предсказывала сценарий конфискации банковских вкладов на Кипре, причём даже используя для этого русского слова «стрижка». «Открытая банковская резолюция» Билла Инглиша в Новой Зеландии тоже была написана и представлена ещё до начала острой фазы кипрского кризиса. Ситуация на Кипре стала лишь удобным поводом для того, чтобы «легитимизировать» этот проект «революционных экспроприаций» в глазах парламентариев.
Таким образом, создаётся весьма обоснованное ощущение, что не Кипр стал причиной мировой революции, фактически ликвидирующей права частной собственности вкладчиков, а, наоборот, уже по существу подготовленные решения мировых структур управления потребовали предварительной экспериментальной «обкатки» перед началом полномасштабного глобального внедрения и реализации.
В этом смысле весьма показательны и красноречивы слова президента Республики Кипр Никоса Анастадиасиса, сказанные им в апреле 2013 года: «Я искренне надеюсь, что этот прецедент в отношении Кипра не будет применяться где-нибудь ещё в Европе. Хотя, как известно, прецеденты на то и создаются, чтобы их использовали для разработки норм и принципов, которые должны применяться постоянно и повсюду». В числе первых наиболее вероятных кандидатов на повторение «кипринга» называют Ирландию, а также страны Восточной и Южной Европы: Словению, Румынию, Грецию, Италию, Испанию и Португалию. Однако затем бандитский беспредел образца российских 90-х («за деньги, сданные в банк, банк отвественности не несёт») может легко распространиться и на такие страны, как США, Великобритания, Канада и Германия, не говоря уже об остальном мире.
Однако возможность фактической произвольной конфискации банком средств с депозитов вкладчиков – это только вершина айсберга. В принципе, от этой угрозы можно было бы защититься, храня средства в наличных деньгах либо в монетах и слитках драгоценных металлов в банковских ячейках. Но оказывается, что и здесь уже вкладчик не защищён.
В 2010 году Министерство внутренней безопасности США в своём циркулярном письме заявило, о праве сотрудников Федерального бюро расследований (ФБР) и других американских спецслужб без ордера изымать содержимое банковских ячеек (сейфов), в которых хранится имущество клиентов (не только документы, но также золото и другие драгоценные металлы и иное ценное имущество) в случае, если это является вопросом «обеспечения национальной безопасности». Тогда подразумевалось, что это вопиющее попрание самых базовых принципов неприкосновенности частной собственности осуществляется в рамках пресловутой «борьбы с терроризмом, наркобизнесом и организованной преступностью», в крайнем случае – борьбы с «уклонением от уплаты налогов». Однако «кипрский прецедент» вполне даёт основания при желании истрактовать возможность банкротства крупного системообразующего банка также как «угрозу национальной безопасности» и достаточное основание для конфискации уже не только денежных вкладов, но и любого ценного имущества граждан. Причём если внесудебная конфискация уже не просто частной собственности, а любого ценного личного имущества граждан (!) допускается из банковских сейфовых ячеек, то не остаётся никаких преград для проведения аналогичных конфискаций и реквизиций из частных жилищ. И в этом нет ничего невероятного, потому что такой прямой открытый государственный бандитизм – это не столь уж давние реалии мирного времени в «либеральной» и «буржуазной» Америке времён рузвельтовского «Нового курса».
Реалии, которые в самих США, хотя, может быть, за прошедшие десятилетия и подзабылись, но отнюдь не были осуждены как преступление против базовых прав и свобод граждан страны и основ правовой системы. Понятно, что в таких условиях вложение средств в недвижимость, производство, акции, внебиржевые ценные бумаги и т.д. становится и вовсе незащищённым, потому что такого рода собственность является наиболее открытой и легче всего может быть подвергнута прямой открытой конфискации или фактически конфискационно-грабительскому «налогообложению». Важным шагом к оформлению «права» государства на внесудебный захват частных вкладов и имущества граждан стал указ президента США Барака Хуссейна Обамы от 16 марта 2012 года «О готовности ресурсов национальной обороны».
Осознаем масштаб происходящего. По существу речь идёт не о чём ином, как об окончательном демонтаже и упразднении частной и даже личной собственности как правовой категории, что на самом деле гораздо фундаментальнее, нежели просто демонтаж одного только «классического» капитализма. Впрочем, на самом деле процесс ещё глубже и масштабнее, потому что правовая категория собственности ликвидируется вместе со всеми другими базовыми правовыми категориями, такими как презумция невиновности, тайна и неприкосновенность частной жизни и личной информации, неприкосновенность жилища, свобода убеждений и т.д. Аннулируется само по себе право. А вместе с ним – национально-этнические и религиозно-конфессиональные идентичности, суверенное национальное государство, гражданское общество, семья и даже половая идентичность.
Возникает ситуация, в которой приватизированное капитало- и корпоратократической олигархией «государство» из гаранта права и законности окончательно превращается в субъект неограниченной и непредсказуемой тирании и источник тотального произвола, беззакония и бесправия. Причём происходит это не в зоне сумеречной неоколониальной периферии мира, а в самом ядре мировой метрополии – в Западной Европе, США, Великобритании и Канаде. Понятно, впрочем, что тьма, накрывшая «Эмбер», автоматически распространится на все «Отражения», то есть на периферию глобализованной мировой системы, где правовая система и в лучшие годы не имела твёрдого основания, и там уже примет вовсе чудовищные и варварские формы.
Однако в данный момент фактическое перерождение США и отчасти ЕС из гаранта частной собственности своих (а в прежние годы даже отчасти и чужих!) граждан в чуть ли ни главную ей угрозу стремительно меняет менталитет людей. Новые реалии бытия определяют новые формы сознания. Тотальный правовой нигилизм самого государства, естественно, не может не породить ответный правовой нигилизм у людей. Отчуждение государства от гражданского общества и мутация из государства-нации в государство-корпорацию вызывает ответное отчуждение самих граждан, постепенную утрату у них самоотождествления себя с этим государством, гражданского самосознания и патриотизма.
И здесь мы подходим ко второй важной тенденции, для которой кипрский кризис стал удобным предлогом: к общемировой кампании борьбы с офшорами.
Второе эхо кипрского кризиса: конец тайны вкладов
Вообще говоря, целенаправленными и упорными стараниями СМИ массовые представления граждан о сущности офшоров приобрели на редкость мистифицированный и мифологизированный характер. Рядовой гражданин зачастую предствляет себе офшор как место, где мафиози скрывает от правоохранительных органов деньги, полученные заведомо криминальным, преступным путём. То есть подразумевается, что в офшорах хранят деньги исключительно одни только воры, коррупционеры и прочие криминальные элементы, скрывающие свои криминальные доходы от правосудия. В реальности же использование офшора – это зачастую совершенно легальный, законный и не скрываемый способ оптимизации уплаты налогов от опять-таки совершенно легального и непредосудительного бизнеса, кстати, далеко не обязательно крупного. Капитализм есть капитализм, даже если он превратился в социальный симулякр. В его рамках каждый игрок стремится к максимизации прибыли. Разные государства предлагают разные законодательные и правоприменительные режимы налогообложения, и, естественно, капитал перетекает туда, где эти условия выгоднее. Государства здесь просто конкурируют друг с другом на рынке, предлагая бизнесу оптимальные условия развития, включая уровень и предсказуемость налогообложения, степень защищённости собственности, в ряде случаев – выгодную кредитную политику и т.д. Бизнес же просто выбирает ту юрисдикцию, которая предложила наилучшие условия при наименьших издержках. Это чисто экономическая сторона дела. Но кроме неё в определённом смысле существует и социально-психологическая сторона: собственник (не обязательно предприниматель, но также и просто обычный вкладчик) может учитывать не только текущую чисто монетарную выгоду, но и надёжность, связанную с репутацией, а также и психологический уровень своего доверия к той или иной государственной и банковской системе, или даже солидарности с ней, восприятия её как «справедливой» или «несправедливой». На самом деле не существует идеального «экономического человека», руководствующегося исключительно математическим рассчётом максимальной прибыли. Любой человек в той или иной степени руководствуется своими симпатиями и антипатиями. И здесь речь не просто о «социальной ответственности» или «социальной безответственности» бизнеса, а о том, насколько собственное государство воспринимается как «своё» и «родное», как просто «чуждое» или даже как прямо «враждебное» и «ненавистное». Если предприниматель или даже просто вкладчик доверяет своему государству, видит в нём надёжного гаранта и защитника своих прав, свобод, интересов и собственности, он может безо всякого принуждения держать вклады или инвестиции в своей стране даже тогда, когда иностранные юрисдикции делают более выгодное в коммерческом плане предложение. Упущенную прибыль в данном случае можно рассматривать как долгосрочную инвестицию в повышение надёжности и защищённости себя и своей собственности, а также в «благоустройство» своей социальной и экономической среды обитания. И, напротив, если он воспринимает «своё» государство как вора, жулика, насильника и грабителя, то предпочтёт перевести деньги или бизнес в «нормальную», «цивилизованную» страну, даже если там меньше проценты по вкладам или выше подоходные налоги. Зато там выше гарантии сохранности и просто более понятная и прозрачная правовая система. В крайнем предельном случае возможна даже и вовсе неэкономическая мотивация: «пусть я потеряю, но и вам, кровопийцам, не достанется!».
Таким образом, вопрос «борьбы с офшорами» имеет две стороны – экономическую и социальную. В экономическом плане это вопрос о создании в стране оптимальных налоговых, правовых и кредитных условий для инвестирования, ведения бизнеса и для простых, не занимающихся бизнесом вкладчиков. Во внеэкономическом – это вопрос доверия экономически активных граждан к своему государству, их вера в то, что вложение в развитие своего государства – это плодотворная инвестиция в своё будущее, а не деньги, выброшенные на откорм воров, вымогателей и захребетников.
В качестве крайнего примера можно привести Российскую Федерацию, где уровень недоверия к государству таков, что в иностранную юрисдикцию стремятся перевести свои счета не только простые предприниматели, но и государственные служащие и даже собственно сами государственные компании! Иными словами, сегменты самого же государства бегут из сферы насаждаемого государством правового беспредела и произвола. В США и странах Евросоюза ситуация, конечно, не столь гротескная, но по мере разрушения правовой и социальной системы она всё более и более проявляет узнаваемые «россиянские» черты и тенденции.
Однако государства, сами отчуждающие себя от гражданских коллективов и превращающиеся в закрытые олигархические корпорации, вместо того, чтобы работать над повышением доверия к себе и над качеством условий, предлагаемых вкладчикам и бизнесу, дружно идут по противоположному пути – насильственному уничтожению готовых сделать лучшее предложение конкурентов и преследованию готовых воспользоваться таким предложением собственных граждан. Вообще говоря, государственная борьба с офшорами имеет весьма карикатурный вид: государство, относящееся к собственным гражданам как к дойному скоту, требует от этих самых граждан жертвенной к себе любви, обвиняя в «предательстве Родины» и «отсутствии патриотизма» тех, кто просто пытается спастить от его вымогательства и грабежа.
Здесь можно выделить несколько направлений борьбы, имеющих одну общую цель, – установление полного контроля над имуществом граждан и, через него, над самими гражданами:
1. Жёсткое политическое и экономическое давление, оказываемое на страны с низкой ставкой налогообложения.
2. Жёсткое политическое и судебное давление на банки с целью принудить их к раскрытию тайны вкладов.
3. Целенаправленная многоуровневая политика, направленная на принуждение граждан к безналичному расчёту и поэтапное сужение сферы употребления наличных денег вплоть до полной их ликвидации.
4. Информационная кампания, направленная на демонизацию офшоров в глазах широких масс населения и прямое натравливание этих масс на людей, пытающихся выйти из-под тотального контроля и диктата со стороны государства.
Первые две задачи решаются посредством таких безотказных жупелов как «борьба с финансированием мирового терроризма», «борьба с наркоторговлей», «борьба с торговлей людьми», «борьба с нелегальной торговлей органами» и вообще в целом «борьба с организованной преступностью и отмывом грязных денег». Гораздо реже вопрос ставится чуть более честно – о борьбе с уклонением от налогов. По существу же вполне понятно, что и терроризм, и наркоторговля, и торговля людьми являются на самом деле орудиями и неотъемлемым элементом современной международной политики и реально не только контролируются спецслужбами ведущих государств-корпораций, но и могут в нынешнем мире существовать только под их контролем. «Борьба» же с ними имеет целью вовсе не их уничтожение, а именно сохранение эффективного контроля над ними. А главное, является идеальным предлогом для уничтожения остатков буржуазно-демократических свобод, личной, семейной и коммерческой тайны, неприкосновенности жилища и вообще частной собственности и всего, что составляет экономический, правовой, политический и культурный фундамент правового буржуазно-демократического общества. Государства, компании, финансовые структуры, пытающиеся сопротивляться требованиям раскрытия банковской тайны и ликвидации «налоговых гаваней», сразу же попадают в «чёрные списки», клеймятся как «пособники террористов» и подвергаются беспощадным судебным, экономическим, политическим, а при необходимости и военным санкциям со стороны пресловутого «международного сообщества», то есть транснациональной капитало- и корпоратократии, контролирующей аппараты ведущих государств.
Конечно, борьба корпоратократии ведущих государств с офшорами началась далеко не в 2013 году. Она с той или иной интенсивностью происходила на протяжении всех 1990-х и 2000-х и резко интенсифицировалась с началом глобального финансово-экономического кризиса в 2008 году. Можно вспомнить в этой связи, например, многосерийную драму борьбы США сначала с банковской, а затем и с государственной системой Швейцарии с целью добиться выдачи полной информации о вкладах американских граждан: в 2009 году атака на крупнейший швейцарский банк UBS с требованием передать информацию о его 4,4 тысячах его клиентов, затем в сентябре 2011 года требование раскрыть сведения о счетах и вкладах американских физических и юридических лиц в девяти швейцарских банках, включая Credit Suisse, Julius Baer и др. После долгой и тяжёлой борьбы требования США были удовлетворены, но с рядом условий и оговорок.
Однако именно 2013 год стал в этой борьбе за превращение каждого отдельно взятого человека в «крепостного холопа» в собственности «своего» государства своего рода переломной точкой. 17 января 2013 Департамент казначейства США опубликовал свои 544 страницы «Окончательных правил» по применению закона «О раскрытии иностранных счетов для целей налогообложения» (The Foreign Account Tax Compliance Act – FATCA). Закона, обязывающего (!) банки и другие финансовые институты всех стран мира (!) под угрозой 30% налога на все их доходы, получаемые от источников в США, доносить американским налоговикам о всех проводимых по их счетам доходах американских граждан или просто лиц, так или иначе «связанных с США» в самом широком смысле слова, например, всего лишь имеющих на территории США почтовый или абонентский ящик или даже написавших доверенность на имя человека, имеющего адрес на территории США!
В феврале Швейцария подписала-таки соответствующее соглашение, что закономерно вызовет цепную реакцию аналогичных требований к ней со стороны других стран и прежде всего стран Евросоюза. В том же самом феврале состоялось не имевшее прецедентов с 1415 года отречение римского папы Бенедикта XVI, которое, что примечательно, связывают, помимо громкого скандала по поводу педерастического лобби, с гораздо менее громким, но явно намного более существенным и значимым конфликтом вокруг слишком «непрозрачного» для американцев «Института религиозных дел», то есть Банка Ватикана, позволявшего себе, например, до самого недавнего времени такие вещи как анонимные перечисления денежных средств по поручению «одного из наших клиентов».
Понятно, что это вызвало обвинения в «отмыве денег мафии», да и за раскруткой сексуальных скандалов последних лет вокруг верхушки католического духовенства, по всей вероятности, тоже на самом деле стоит борьба за контроль над Банком Ватикана. Не обязательно над собственно финансовыми потоками, возможно, что в немалой степени – за контроль над персональными данными. Версий и домыслов о причинах, раскладах сил и последствиях своего рода «революции» в Ватикане существует много, но достаточно очевидно одно – то, что она совершенно чётко укладывается в логику борьбы с офшорами, то есть с наличием у тех или иных людей или институтов секретов от всевидящего ока государственных налоговых и полицейских органов, за которыми стоит транснациональная олигархия.
Затем имел место, собственно, кипрский инцедент. Не успела ещё завершиться острая фаза кипрского кризиса, как произошла атака т.н. «офшорликс» на офшоры британской юрисдикции (опровергая тем самым мнение о том, что атака на кипрскую банковскую систему была осуществлена в их интересах). В итоге произошла «утечка» 2,5 миллионов конфиденциальных документов о счетах более чем 120 тысяч компаний на Британских Виргинских островах, острове Кука и в других офшорных «убежищах», приведшая к раскрытию сведений, имеющих отношение к крупнейшим фигурам политического и делового мира, включая президента Азербайджана Ильхама Алиева и его семью, казначея избирательной кампании президента Франции Франсуа Оланда Жан-Жака Ожье (Jean-Jacques Augier), многих чиновников, бизнесменов и их родственников из России, Канады, Азербайджана, Таиланда, Монголии, Пакистана, Филиппин. Исследованием «утечки» и открытой публикацией в интернете её материалов занялся Международный консорциум расследовательской журналистики (ICIJ). Итог – фронтальное наступление на саму идею «тайны вклада», практически независимо от принадлежности офшора к той или иной юрисдикции.
Конечно, вполне справедливо может быть поставлен вопрос о классовой природе или как минимум социальной принадлежности и характере основных сил нынешнего противостояния. Действительно, простые рядовые трудящиеся не пользуются офшорами и вообще не так уж часто имеют счета в иностранных банках и недвижимость за рубежом, хотя в принципе в этом нет ничего невозможного. Однако, конечно, основной жертвой грабежа в западном мире в первую очередь станут состоятельные предприниматели, а в применении к российским реалиям – коррумпированные чиновники, прячущие за рубежом наворованные в России деньги. Это вызывает в чисто эмоциональном смысле определённое злорадство, слегка прикрытое «торжеством справедливости». Хотя от того, что обворовавшего нас местного гангстера ограбит более матёрый иностранный банкстер, мы сами ничего не выигрываем.
Но посмотрим на суть дела не с точки зрения наших коллективных эмоций и вполне обоснованной ненависти к ельцинским частным приватизаторам и путинским государственным казнокрадам, а точки зрения глобальной логики процесса. Кто кого и в чьих интересах в данном случае экспроприирует? Кто здесь жертва и кто выгодополучатель?
Достаточно очевидно, что первоочередная жертва экспроприации – это крупная и даже сверхкрупная буржуазия, в первую очередь, собственно, западная. Иными словами, не в меру разросшийся за годы неолиберального курса (то есть с конца 60-х – начала 70-х) слой «новых» миллионеров и мультимиллионеров. Возможно, даже и миллиардеров. Но именно тех, кому позволили заработать (выиграть, присвоить, получить) эти пусть и очень большие деньги в рамках не ими установленных правил виртуального симулякра капитализма. Это богатые и даже очень богатые люди, но остававшиеся все эти годы и продолжающие оставаться внутри управленческой матрицы. Иными словами, это те люди, которым большие деньги дали (например, позволив успешно спекулировать на фондовой бирже, на рынке недвижимости или даже заработать в современных быстроразвивающихся сферах высокотехнологичного производства, таких как производство персональных компьютеров, мобильных устройств, интернет-технологии и т.д.), но которые не имеют доступа к механизмам эмиссии. Те, для кого деньги были целью и ценностью, а не средством, те, кого деньгами награждали и по существу дрессировали, вознаграждая за лояльность и социальное повение, соответствующее требованиям реальной управляющей элиты, но не те, кто награждал и дрессировал, производя деньги как прикладной инструмент своей власти.
Иными словами, это те, кто продолжает ещё жить «при капитализме», не понимая, что капитализм давно превратился в управленческую матрицу. Естественно, что вместе с упразднением и обнулением самой матрицы капитализма могут быть упразднены и обнулены артефакты этой матрицы, то есть фиктивные виртуальные капиталы, равно как и фиктивные, не обеспеченные реальной властью и силой права собственности.
Ещё более жёстко, по-видимому, произойдёт «обнуление» собственности туземных «элит». То есть тех представителей мировой периферии, которых мировые управляющие поманили призрачной возможностью интеграции в мировую элиту и использовали для слома национальных границ и интеграции в единую капиталократическую псевдорыночную мировую систему управления и распределения. Как раз к этой категории относятся все наши российские приватизаторы, «олигархи» и чиновники, вложившие деньги в офшоры, элитную недвижимость и скупку заграничных футбольных клубов. Вероятно, похожая судьба ждёт всевозможных нефтяных шейхов, нуворишей стран БРИКС, а также племенных вождей из богатых природными ресурсами стран Африки, которым белые господа позволили некоторое время поиграть в «президентов суверенных государств» со счетами в западных банках.
Не менее и даже более важен вопрос о том, кто является субъектом осуществляющейся буквально на наших глазах глобальной революции, ликвидирующей капитализм как систему. Реальная мировая элита по своему происхождению, несомненно, является капиталистической. Она напрямую произрастает из олигархического сверхкрупного финансофого (банковского) капитала, имеющего достаточно глубокие исторические корни и семейно-клановые династические традиции. В период капитализма она оформилась в процессе естественных для его развития процессов концентрации и монополизации капиталов, особенно в связи с процессами их межотраслевого перетекания, установления средней нормы прибыли и, как следствие, отчуждения капитала от непосредственного производства и его накопления в обезличенном виде в финансовом секторе. В эпоху, непосредственно предшествующую периоду буржуазных революций, уже отчасти сложившаяся на тот момент финансовая олигархия сформировала транснациональные управленческие сетевые структуры и механизмы конвертации денег в политическую власть и политической власти – в ещё большие деньги.
После ликвидации структур «старого порядка» и создания ширмы «демократии», позволяющей осуществлять реальную власть безлично, анонимно и от лица подставных фигур, начался период мощного развития, структурирования и кристаллизации транснациональной финансовой олигархии, который привёл в итоге сначала к приватизации эмиссии государственных денежных знаков частными банковскими структурами, а затем – к ликвидации золотого стандарта. Это превратило деньги из средства относительно эквивалентного и равноценного в смысле трудовой стоимости обмена товарами в механизм одностороннего присвоения и последующего распределения продуктов труда, то есть фактически заменило рынок на систему изъятия продуктов труда и их последующего внерыночного распределения как вознаграждения за лояльность власти и исполнение предписанных ею моделей поведения и социального взаимодействия.
На этом этапе транснациональная финансовая олигархия перестала быть собственно капиталистической, потому что капитал для неё из цели превратился в прикладное средство власти и управления. Произошло её (финансовой олигархии) фактическое вычленение из состава буржуазии как класса и частью перерождение, частью сращение со структурами корпоратократии. Процесс концентрации и монополизации капитала закономерно привёл к саморазрушению буржуазии как класса и, соответственно, к саморазрушению буржуазной государственности, утратившей суверенитет и превратившейся в простое орудие власти неформальных сетевых наднациональных структур.
В конце 60-х – начале 70-х годов XX века финансовая олигархия, контролирующая посредством эмиссии фиатных денег распределение как реальных жизненных благ, так и виртуальных фетишей богатства и успеха запустила проект «неолиберализма» или «рыночного фундаментализма». Однако ирония ситуации состоит в том, что провозглашаемая идеология «рыночного фундаментализма» на тот момент была уже инструментом расширения сферы не реального рынка как системы эквивалентного обмена, а действующей под личиной «рынка» мировой системы распределения и контроля.
В рамках виртуального симулякра, своего рода «матрицы», имитирующей «классический» капитализм, производящая деньги «из ничего» олигархия позволила резко разбогатеть сравнительно широкому слою из числа верхушки прежнего «среднего класса». Это позволило расслоить и разложить «средний класс», представлявший на тот момент для капиталократической олигархии реальную угрозу, вывести из его состава наиболее активные и способные к лидерству элементы, подкупить их, выдрессировать и добиться их лояльности и согласия за щедрое вознаграждение играть по заданным правилам.
Именно так и в мировой метрополии, и в странах мировой периферии был сформирован и в социальном плане изолирован от «среднего класса» относительно большой слой «новых» мультимиллионеров и миллиардеров, не причастных к реальным механизмам власти и к контролю над тайной производства денежных знаков «из ничего». В этом слое «очень богатых» реальная мировая олигархия «спряталась» и стала незаметна в качестве особого субъекта, но при этом отнюдь не смешалась и не растворилась в нём, всецело сохраняя свою субъектность и «трансцендентность» по отношению ко всей созданной виртуальной матрице «неолиберального» капитализма.
В этом смысле различие между представителем реальной мировой олигархии, производящим деньги как средство вознаграждения и дрессировки, и «простым мультимиллионером», для которого эти деньги являются ценностью и который их, подобно дрессируемой цирковой собачке, должен тем или иным способом «заработать», гораздо фундаментальнее и важнее, нежели различие между «простым мультимиллионером» и получающим пособие безработным. Потому что первое различие – это различие между законодателем правил и участником игры, вынужденным по ним играть, а второе различие – всего лишь между более и менее успешным игроком. И тем не менее подавляющее большинство считает второе различие фундаментальным, а первого не видит вовсе, считая, что «простой миллиардер» и олигарх, причастный к тайне «печатного станка», являются представителями «одного класса».
Параллельно с вычленением в особую социальную группу «новых богатых», разложение прежнего «среднего класса», порождённого эпохой кейнсианства, шло и с другой стороны: через «новых левых» началась активная маргинализация и люмпенизация низов «среднего класса». В мировой метрополии стала стремительно формироваться и мобилизовываться своего рода «клиентелла» (в позднеримском смысле), то есть большая маргинализованная социальная страта, отвыкшая и не желающая работать и живущая подачками.
Опираясь одновременно на эту легко управляемую и манипулируемую агрессивную массу и на подкупленных иллюзорной возможностью «войти в мировую элиту» «новых богатых», реальная олигархия смогла в 70-е годы XX века раздавить «средний класс» как основной субъект гражданского общества, национальной государственности и суверенитета и буржуазной демократии. Не уничтожить его полностью, но лишить в подавляющем большинстве стран Запада субъектности, внутренней структуры и своего рода «классового» (конечно, в кавычках) самосознания.
В рамках этого была осуществлена деиндустриализация, деструкция системы образования, мультикультурализация общества и т.д. Параллельно в странах мировой периферии деструкция национально-государственного суверенитета была осуществлена руками местных элит, соблазнённых предложением интегрироваться на правах равных партнёров в единый общемировой «клуб миллиардеров и мультимиллионеров».
Сейчас, буквально в течение 2012 – 2013 годов стремительно начался переход на новый этап. Дальнейшее поддержание функционирования матрицы «классического» капитализма, очевидно, сочтено мировыми управляющими по той или иной причине более нецелесообразным. Либо игрушка стала слишком дорогой в условиях реального истощения природных ресурсов, либо она сломалась чисто технически, либо просто отслужила свой срок и стала более не нужна. Как бы то ни было, она прямо на глазах демонтируется.
Сложившийся за годы «неолиберализма» слой «новых миллионеров» явно сдаётся мировой капитало- и корпоратократией на растерзание жаждущей новых социальных подачек толпе люмпенов, управляемой посредством совершенно карикатурных персонажей типа «президента США» Барака Хуссейна Обамы II или французского «вождя педерастов и лесбиянок», «социалиста» Франсуа Олланда.
Более всего, конечно, при этом смешно соблюдение внешнего антуража «демократии». От лица «воли избирателей» и посаженного ими в президентское кресло шута государственный аппарат начинает открытый грабёж собственных богатых граждан и их преследование по всему миру (как в случае пресловутых «Окончательных правил» Департамента казначейства США по применению закона «О раскрытии иностранных счетов для целей налогообложения» FATCA).
И это даже не говоря о более изящных схемах типа весьма вероятных судебных конфискаций собственности российских «олигархов». Первые звоночки – красноречиваый прецедент признания «внелегальными» капиталлов т.н. российских «олигархов» в британском суде в ходе дела Березовского против Абрамовича, а также выдвинутое в рамках «дела Магнитского» требование прокуратуры Южного округа Нью-Йорка конфисковать элитную недвижимость, скупленную в Нью-Йорке российскими коррупционерами на деньги, украденные из российского бюджета.
Понятно, что пока это только подготовка, но при необходимости нетрудно найти вполне законные основания для широкомасштабной конфискации хранящихся в США и Европе средств и имущества не только российских приватизаторов, но и их «коллег» из Латинской Америки и прочих стран «третьего мира».
Понятно, что ограбление миллиардеров и миллионеров, не входящих в состав реальной мировой олигархии, осуществляется под видом «борьбы с кризисом» и «социальной справедливости». Вся эта экспроприаторская кампания позиционируется как якобы «социальные меры» со стороны государства, выступающего в амплуа этакого арбитра в отношениях богатых и бедных. Понятно, что всё это в чистом виде демагогия и бутафория. «Надклассовых» и «внеклассовых» государств не бывает, равно как и чудес с «победой народных масс» на «демократических выборах». Того же Кеннеди убили за гораздо меньшее.
Да, это, безусловно, демонтаж «классического» капитализма. Но демонтаж, осуществляемый не в интересах общества, а в интересах переросшей капитализм транснациональной олигархии.
Да, несомненно, первейшей жертвой этого удара станут и уже становятся миллиардеры и мультимиллионеры, не входящие в круг реальной правящей миром элиты. Возможно даже, что воспользовавшись случаем, одни кланы реальной мировой олигархии всерьёз сведут счёты с другими, то есть в итоге будут уничтожены и некоторые из реальных мировых олигархов. Но итогом станет лишь консолидация и укрепление транснациональной мировой диктатуры.
Практически неминуемо следующей после миллионеров жертвой экспроприаций и конфискаций станут остатки «среднего класса», которые ждёт резкое падение жизненного уровня, утрата большей части накоплений, а также прав и свобод. Одним словом, судьба советских врачей, учителей и инженеров в 90-е годы. Обнищание, потеря социального статуса, а для начала – обвальное изъятие банковских вкладов.
Вообще говоря, отношения банка и его клиента прямо на глазах меняют своё содержание на диаметрально противоположное. В прежнем классическом понимании основной функцией банка было гарантиравоние и масимально надёжное хранение средств вкладчика, в нынешнем мире, напротив, банк обеспечивает контроль над средствами клиента и возможность их в любой момент конфисковать по решению стоящей за спиной местных администраций (в силу курьёза сохранившим наименование «национальных правительств») глобальной корпоратократии. В прежнем классическом понимании банк обеспечивал максимально надёжное хранение тайны вкладов, защищая тем самым своего вкладчика в том числе и от притязаний государства, в нынешнем мире, напротив, банк является одним из основных субъектов, собирающих полные данные о всех доходах и расходах клиента, характере его покупок, перемещениях, наличии у него свободных средств – для передачи этой информации фискальным, полицейским, судебным органам транснациональной мировой диктатуры. В прежнем классическом случае банк, если только речь идёт о хранении средств на депозитном счету, а не в банковской ячейке, делил с вкладчиком свой доход, выплачивая ему проценты по вкладу.
Теперь же номинальные банковские проценты таковы, что даже не покрывают инфляции, то есть фактически вкладчик не только не получает доходов, а несёт убытки от хранения своих средств. Это может показаться возвращением к первоначальной банковской практике, существовавшей до легализации ссудного процента, когда не банк выплачивал вкладчику процент, а, напротив, вкладчик платил за услуги по надёжному и гарантированному сохранению его собственности. Эднако это сходство мнимое, потому как современный банк как раз снял с себя гарантии надёжного хранения средств и в полном объёме присваивает себе доход от всех рискованных спекуляций средствами вкладчика, при этом перекладывая на него все риски.
Но и это ещё не предел, потому что уже на полном серьёзе обсуждается вариант введения отрицательной процентной ставки по банковским вкладам. То есть введение не только фактического (в силу инфляции), но уже и номинального «налога» на хранение денег в банке – своего рода «демерреджа», фактически лишающего человека делать накопления и принуждающего его делать покупки, хотя бы даже и ненужные, просто чтобы не терять деньги по ходу их «хранения». А для того чтобы человек не мог отказаться от всего этого пакета «услуг», система дополняется ещё двумя элементами: отказом от выплаты зарплаты наличными и обязательным её переводом на банковский счёт (что уже полностью реализовано в США и Европе и почти полностью – в России), а в весьма обозримой перспективе – полной ликвидацией наличных денег.
В итоге банк становится частью системы, с одной стороны, тотальной слежки за каждым своим клиентов, а, с другой стороны, потенциальным репрессивным инструментом, позволяющим автоматически и неизбегаемо его наказывать в спектре от штрафных списаний средств до полной блокировки счёта и лишения возможности вступать в любые экономические интеракции с окружающим социумом. В случае же России (на Западе пока на такую вопиющую меру ещё не решаются, видимо, опасаясь социального взрыва) венцом всему становится уже внедряемая «Универсальная электронная карта», обединяющая в себе удостоверение личности, банковкую карту, электронную подпись, проездной документ, медицинскую карту, документ пенсионного страхования и ряд других функций, иными словами, объединяющая возможность тотального отслеживания и контроля любых перемещений и действий человека и абсолютную ликвидацию категории тайны личной жизни.
Казалось бы, в условиях, когда, во-первых, продолжается массированная накачка мировой экономики необеспеченными фиатными долларами и евро (программа «количественного смягчения» QE3, несмотря на неоднократно тиражируемые слухи и её скором свёртывании, продолжает реализовываться, то есть «печатный станок» продолжает печатать денежные знаки для выкупа не только казначейских обязательств США, но и «мусорных» ипотечных бумаг) и сохраняется практически нулевая ставка рефинансирования, позволяющая банкам дополнительно наращивать кредитную денежную массу, а, во-вторых, крайне ненадёжным и опасным становится хранение денег на банковских депозитах, «логика рынка» должна была бы привести к ажиотажному спросу на драгоценные металлы. Однако вместо этого 2013 год ознаменовался, напротив, резким, если не сказать обвальным падением их цены. И это ещё одно указание на то, что никакого «объективного», «стихийного» и «естественного» рынка попросту не существует, а рост и обвал цен по существу устанавливаются в директивном порядке и являются продуктом волевого субъективного политического решения, а не объективных экономических процессов.
Апрельское падение цен на сырьё и на золото. Падение рубля
Очередное резкое обострение мирового финансового кризиса началось с 3 апреля и отразилось в существенном падении цен на сырьё и главным образом на нефть. C 5 по 10 апреля положение, как казалось, стабилизировалось, но затем 11 – 17 апреля последовал новый обвал. В итоги цены на нефть марки Brent, в частности, упали со 110,19 долларов за баррель 2 апреля до 97,74 долларов за баррель 17 апреля. Синхронно с сырьевыми активами и прежде всего с нефтью падал российский рубль, причём падал как по отношению к доллару США, так и по отношению к евро. В итоге за тот же период евро вырос с 39,82 до 41,12 рублей, а доллар – с 31,11 до 31,45. Падение существенное, но, в общем, ничего катастрофического и из ряда вон выходящего здесь не случилось. Однако самые драматические события произошли на рынке золота, которое рухнуло всего за два дня (пятница 12 апреля и понедельник 15 апреля) с 1560 долларов за унцию до 1358 (а если ослеживать динамику поминутно, то в нижней точке падения – даже чуть ниже 1330 долларов или 1020 евро за унцию). Эти три несомненно связанных между собой события следует проанализировать несколько подробнее.
Падение цен на сырьё на фоне опубликованных как раз в этот период негативных статистических данных по США и Китаю, соответствующего пересмотра в пессимистическом ключе прогнозов на будущее, нового обострения кризиса в Европе в связи с ситуацией на Кипре, сдержанно пессимистического выступления Кристин Лагард 10 апреля 2013 года в Экономическом клубе Нью-Йорка и т.д., в общем, не удивительно.
В принципе, логика здесь понятна: ухудшение экономических показателей даёт основание предполагать некоторый спад производства, а следовательно, уменьшение спроса на сырьё. С уменьшением спроса падает и цена. Разумеется, отреагировали в данном случае не реальные производственники, покупающее реальное сырьё, а биржевые спекулянты, имеющие дело с фьючерсами и другими ценными бумагами и ни реальной нефти, ни реальных заводов и в глаза не видавшие. Очевидно, что сама подача статистических данных могла в принципе иметь целью изменить настроения на бирже и снизить цены на сырьё (сначала на виртуальное, а затем, как следствие, и на реальное), обеспечив тем самым более благоприятные условия для поддержки реального сектора (при низких ценах на сырьё, производственный сектор по очевидным причинам оказывается в выигрыше). Тем не менее при всех этих оговорках реакция рынков в данном случае была предсказуемой, а уровень снижения цен – адекватным.
Реакция российского рубля в целом тоже была и понятной, и предсказуемой. Как и во всех аналогичных случаях в прошлом, в ответ на падение цен на нефть рубль упал по отношению ко всем ключевым валютам и прежде всего к доллару ФРС США и к евро. С точки зрения наивного наблюдателя, в этом есть если не парадокс, то по крайней мере своего рода предмет для иронии: в ответ на негативные новости относительно состояния американской экономики не американская валюта падает по отношению к российской, а наоборот, российская падает по отношению к американской и ко всем остальным. Как мы уже отмечали в обзоре по итогам прошлого 2012 года, российский рубль оказывается гораздо более чувствителен и зависим от состояния американской экономики, нежели сам американский доллар. В этом нагляднейшим образом проявляется колониальный характер современной российской псевдогосударственности, полное отсутствие экономического и, следовательно, политического суверенитета.
В этой связи стоит проанализировать комментарий г-на Путина, который 15 апреля заявил «РИА Новости» буквально следующее: «Мировой кризис приобретает всё более опасные очертания, что неизбежно сказывается и на России <...> Так было и в 2008 году, и сейчас мы то же самое наблюдаем. Правда, в отличие от наших друзей и партнёров в Европе, других регионах мира, всё-таки российская экономика демонстрирует жизнеспособность и возможности дальнейшего развития». Старая песня Кремля: причина кризиса – в нестабильности Запада, а мы-де противостоим накатывающимся с Запада волнам кризиса. Между тем в реальности всё не совсем так. Кризис действительно генерируется в данном случае не в России, а в мировой метрополии, то есть в США и Западной Европе. Однако колониально-компрадорская, изменническая по своей сути экономическая политика, которую осуществлял и сам Путин в качестве как президента, так и премьер-министра РФ, и его предшественники Ельцин и Горбачёв, привела к тому, что Россия оказалась полностью беззащитна перед кризисом – намного более уязвима, чем даже те страны, в которых кризис генерируется. Это логично: зарождаются кризисные явления в метрополии, но основная их тяжесть сбрасывается в колониальную периферию, к которой принадлежит сегодня Россия. Кто виноват? Запад, преследующий свои интересы и заставляющий нас платить по своим счетам? Или всё-таки наши собственные «вожди», поставившие нас в столь уязвимое, зависимое и невыгодное положение? Причём сделавшие это отнюдь не в силу своей бездарности, глупости и непрофессионализма, а в силу того, что вступили в долю, надеясь, что их примут в мировую глобалистскую элиту.
Если бы колоссальные средства, полученные Россией в нулевые годы от продажи нефти и природного газа были бы вложены в восстановление и развитие собственной промышленности и сельского хозяйства, системы образования и науки, сегодня разразившийся в США и Европе кризис был бы для нас не катастрофой, а, напротив, благоприятной возможностью оттеснить конкурентов и занять лидирующие позиции в мировой экономической и политической системе. Так, к примеру, Великая депрессия 30-х годов прошлого века не только не ударила по СССР, но и оказалась для него крайне выгодным внешним фактором, позволившим серьёзно потеснить США и страны Европы и укрепить положение нашей страны.
В отличие от Путина, у И.В. Сталина не было такого ресурса, как сказочно благоприятная конъюнктура цен на экспортируемые энергоносители, поэтому средства для индустриализации в отсутствие излишков пришлось с кровью отрывать от деревни. У Путина не было столь жёсткой дилеммы. Средства для реиндустриализации и наукоёмкой модернизации страны были. Но они были вложены не в развитие собственной страны, а в экономику геополитического противника, превратившегося по отношению к России в метрополию. Зато в порядке «бюджетной экономии» и громогласно декларируемой «модернизации» за один только 2013 год была фактически уничтожена просуществовавшая под разными названиями с 1724 года «большая» Российская академия наук (РАН), пережившая все революции, войны и даже ельцинское лихолетье, были полностью ликвидированы Российкая академия медицинских наук и Российская академия сельскохозяйственных наук, Российская академия образования, Российская академия архитектуры и строительных наук и Российская академия художеств лишены прежнего статуса, а в заключение уже в декабре ещё и уничтожена Российская книжная палата.
Закономерным результатом проводившейся в течение всех путинских лет политики «замораживания» нефтегазовых доходов бюджета вместо их инвестирования в научное и промышленное развитие стала нынешняя ситуация. В том же самом заявлении «РИА Новости» Путин сам же свидетельствует, что в конце «прошлого – начале текущего года» (т.е. в конце 2012 – начале 2013) «несколько снизились темпы экономического роста, ещё больше сократился реальный сектор». Внимательно прочтём это важное свидетельство происходящего в нашей стране. Т.н. «темпы экономического роста» «несколько снизились», то есть «экономика» в апреле 2013 года вроде как продолжала ещё расти, хотя и не так быстро. Но ведь росла тогда ещё, а не падала! Снизились на тот момент не экономические показатели, а только темпы роста, то есть пусть и с замедлением, но тогда шёл ещё рост, а не снижение, по крайней мере если верить Путину. Но тут же: «ещё больше сократился реальный сектор». Не темпы роста реального сектора, а сам реальный сектор. Как сочетаются две части этой фразы? Реальный сектор, то есть фактическое производство товаров и услуг, уже сокращался, а «экономика», пусть и с замедлением, но всё-таки ещё росла?!
Объяснятся это всё очевидно: «экономика» (точнее, ряд «экономических показателей») всё ещё «росла», отражая рост виртуальных финансовых спекуляций, то есть паразитарного обращения капитала в чисто финансовой сфере. А реальный сектор производства, у которого как раз и были отняты эти обращающиеся в паразитарной сфере средства, уже вовсю сокращался и задыхался. Об этом нужно было думать тогда, когда пускалось под нож всё «экономимески неокупающееся» сельскохозяйственное и промышленное производство, в то время как на Западе, учившем наших папуасов либеральному фундаментализму, дотационное сельское хозяйство и ряд дотационных отраслей в промышленности продолжали поддерживаться за счёт бюджетных субсидий, вопреки всем неолиберальным догмам. И это вовсе не завуалированное пособие по безработице, не социальные отступные лузерам, как утверждают наши либеральные дебилы. Это необходимые расходы по статье «национальная безопасность».
Американцы и европейцы отдают себе отчёт в том, что сельское хозяйство и базовые отрасли индустрии относятся не к сфере «делания прибыли», а к сфере обеспечения выживания, поэтому поддерживать их необходимо даже в ущерб монетарным рыночным показателям, даже в качестве заведомо затратных и убыточных – то есть наравне с армией, военно-промышленным комплексом, фундаментальной наукой, системой образования, медициной и спасательными службами. Итогом же российского либерального безумства в погоне за виртуальными денежными знаками как раз и стала полная зависимость России от конъюнктуры мировых цен на энергоносители. Именно поэтому любой чих в экономике мировой метрополии у нас отдаётся как минимум пневмонией. Именно поэтому российский рубль чувствительнее к состоянию экономики США, чем доллар самих США. Именно поэтому, случись на Западе действительно серьёзный и тяжёлый кризис, затрагивающий не виртуальные финансы, а реальное жизневоспроизводство, у нас он обернётся натуральным региональным апокалипсисом вплоть до массового голодомора.
Впрочем, во второй половине 2013 года (начиная с конца октября) российский рубль упал вторично, но на этот раз уже на фоне совершенно благоприятной коньюнктуры цен на природные энергоносители. И это второе падение рубля свидетельствует о том, что помимо внешней уязвимости стремительно нарастает ещё и внутренний кризис, связанный с катастрофической деградацией сырьевой модели российской экономике, которая не компенсируется уже даже благоприятными внешними условиями. Впрочем, эта тема требует отдельного обзора.
Теперь обратимся к третьему показателю кризиса – к падению цен на золото. И вот здесь мы обнаружим нечто удивительное и крайне поучительное.
Начнём с простого вопроса: в связи с чем золото может снижаться в цене по отношению к виртуальным (бумажным и электронным) фиатным деньгам? В принципе, можно представить себе для этого три реальные объективные причины. Первая – это внезапное открытие новых крупных месторождений либо новых способов обнаружения и разработки, существенно снижающих себестоимость золотодобычи. То есть, попросту говоря, снижение трудовой стоимости золота относительно других товаров, ведущее к превышению предложения над спросом и, как следствие, к снижению цены. Вторая – начало периода устойчивого экономического роста, когда вкладывать в производство (например, в форме покупки акций) становится более выгодно и доходно в среднесрочной и долгосрочной перспективе, чем держать деньги в золоте. В результате спрос на золото как защитный актив падает, оно становится нужным всё меньшему количеству субъектов и всё в меньшем количестве. Наконец, третья возможная причина – измение финансовой политики в смысле существенного повышения ставки рефинансирования и прекращения эмиссии фиатных денег. Высокая ставка рефинансирования ведёт к ещё большему повышению банковских процентов как для заёмщика, так и для вкладчика. В условиях отсутствия или низкого уровня эмиссии и низкого уровня инфляции, ценность денег растёт, и с какого-то момента процент по банковскому вкладу, даже с учётом инфляции, оказывается выше, чем доходность золота. Произошло ли что-то из перечисленного? Отнюдь не произошло и даже скорее наоборот, были все объективные условия для роста. Поэтому падения никто из серьёзных аналитиков и не предсказывал. Конечно, бывают чисто спекулятивные колебания. Но то, что произошло с ценами на золото 12 и 15 апреля – это не колебание. Это совершенно феерическое падение.
После того, как обвал уже произошёл, всевозможные «аналитики» и «эксперты» наперегонки кинулись объяснять, «что же произошло на самом деле». Прогностическая ценность подходов, на которых основаны эти, с позволения сказать, «задним числом объснения», как оказалось, равна нулю (ведь пока события не произошло, предвидеть его эти «объяснения» не помогли). Теперь «аналитики» объясняют, что, мол, золото – это не деньги, а сырьё и ведёт себя как сырьевой актив. Хорошо, допустим, сырьё в ответ на плохие экономические показатели падает потому, что ожидается сокращение производства и производственного спроса на него. Но на золото производственный спрос ничтожен. Основное применение золота – инвистиционное, а не промышленное. Поэтому оно не должно поддаваться логике сырьевых активов. Допустим, что даже вопреки здравому смыслу золото было воспринято в качестве сырья. Однако падение цены золота оказалось даже заметно большим, чем падение цены нефти. Это уж никак нельзя объяснить объективными причинами.
Более того, собственно сырьевые активы, включая нефть, довольно быстро вернулись к прежним ценам, а золото продолжало падать весь 2013 год. И это при том, что 2013 год ознаменовался такими событиями как:
1) 16-дневная (с 1 по 16 октября включительно) приостановка работы правительства и федеральных государственных учреждений США, произошедшая в результате того, что до начала нового финансового года не был принят закон, устанавливающий финансирование федеральных ведомств;
2) прямая угроза дефолта США в ночь с 17 на 18 октября в результате превышения лимита государственного долга и длительного отсутсвия согласия между контролирующими Палату представителей республиканцами и контролирующими Сенат демократами по поводу принятия закона, в очередной раз позволяющего этот лимит повысить (в 2011 году совершенно аналогичная ситуация привела к рекордному скачку цен на золото до $1920,25);
3) прямая угроза начала широкомасштабной войны на Ближнем Востоке, спровоцированная применением боевиками оппозиции химического оружия 19 марта в районе Алеппо и в особенности его «самопроизвольным применением» в пригороде Дамаска 21 августа во время визита экспертов ООН;
4) принятое вопреки ожиданиям и предсказаниям большинства «экспертов» 18 сентября Комитетом по открытым рынкам ФРС США решение сохранить без изменений темпы третьего количественного смягчения (QE3) и продолжить выделять $85 млрд ежемесячно: $45 млрд на покупку долгосрочных казначейских облигаций и ещё $40 млрд на скупку ипотечных облигаций.
Каждого из этих событий, особенно на фоне самого кипрского кризиса и запущенного им «эха» по логике вещей должно было быть достаточно для того, чтобы цены на золото не просто вернулись к прежнему уровню, но и взлетели до небес, оставив далеко позади рекорд 2011 года. Вместо этого они лишь крайне вяло повысились в разгар наиболее острой фазы сирийского кризиса, после чего продолжили падение, опустившись во второй половине декабря 2013 года до рекордного минимума ниже $ 1190, или € 870.
После рассмотрения всех называемых т.н. «аналитиками» «объективных причин» остаётся лишь одно рациональное объяснение для такого глубокого, длительного и совершенно алогичного падения: рынок золота не только обвалили, но и смогли удержать в обваленном состоянии искусственно, тем самым снизив его привлекательность и надёжность в качестве защитного актива. Это, по всей вероятности, отнюдь не стихийная реакция рынка, а операция в глобальной финансово-экономической мировой войне, направленная на спасение инвестиционной привлекательности доллара и американских ценных бумаг – прежде всего казначейских обязательств, а также фондового рынка. Отсюда можно сделать, по меньшей мере, два существенных вывода.
Во-первых, все разговоры о том, что не будет валютных войн и искусственного регулирования рынков, ровным счётом ничего не стоят. Мир уже вступил в полосу глобальных войн. Пока ещё финансово-экономических, но тем не менее войн. Речь идёт не более и не менее чем о выживании финансовых систем, включая доминирующую в мире долларовую систему, находящуюся сегодня под непосредственной угрозой коллапса. Для её спасения заинтересованными глобальными игроками могут быть применены любые средства. Когда речь идёт о выживании, прежние договорённости и джентльменские соглашения утрачивают силу. Начинается игра без правил, в которой могут быть легко попраны все те основы, которые ещё вчера считались «священными» и «незыблемыми». Это подтверждается и событиями на Кипре, где «цивилизованный» Евросоюз не только согласился, но и сам продавил фактическую конфискацию банковских вкладов без какой-либо юридической процедуры, создав колоссальной силы прецедент: за деньги, вложенные вкладчиком в банк, банк более ответственности не несёт. Вложенные вкладчиком деньги в любой момент могут быть у него в одностороннем порядке изъяты. Впрочем, менее века назад, 5 апреля 1933 года в США – цитадели либерализма, «экономической свободы», «прав человека» и «священной неприкновенной частной собственности» – президент Ф.Д. Рузвельт, как известно, провёл практически полную конфискацию золота у граждан. Действие, совершенно немыслимое с идеологической точки зрения для капиталистического мира, на которое не решались в столь откровенной форме даже фашисты. Для правовой системы капиталистических США это был просто акт в буквальном смысле государственного бандитизма, прямого и открытого грабежа, попирающего все представления о законности, праве и «священных основах». На этом примере мы можем видеть, что история с вкладами на Кипре и с американской спекулятивной атакой на золото – это ещё далеко не предел, до которого «цивилизованный мир» может дойти в попрании своей «священной коровы» частной собственности и экономической свободы индивидуума.
Во-вторых, можно смело сказать, что все краткосрочные и среднесрочные прогнозы по котировкам (не только золота и других драгоценных металлов, но и валют, акций, сырьевых активов и др.), основанные на «математических методах», все эти расчёты «коридоров», «потолков», «уровней поддержки», которые постоянно звучат на радио и телевидении, не имеют никакой прогностической ценности. Они выполняют две ключевые функции: вовлекать в биржевое «казино» новых участников, создавая иллюзию предсказуемости и логической просчитываемости динамики котировок, и, отчасти, управлять поведением массы мелких игроков, которые, услышав от «авторитетного аналитика» некий «прогноз», спешат действовать в соответствии с ним и этим как раз сами и обеспечивают его сбываемость. Однако и более основательные средне- и долгосрочные прогнозы, основанные на учёте данных и тенденций экономики и коллективной психологии, ограничены не только невозможностью учёта всех объективно действующих факторов, но, что гораздо важнее, принципиальной невозможностью расчёта субъективных решений ограниченного круга лиц, обладающих рычагами управления ситуацией. Это, впрочем, относится не только к рынкам, но также и к экономике и политике. С одной стороны, это создаёт для аналитика, не имеющего доступа к инсайдерской информации из закрытых кругов, в которых принимаются ключевые решения, ситуацию неопределённости и непредсказуемости. С другой стороны, это может рассматриваться как важнейшая методологическая проблема. Очевидно, что академические гуманитарные науки (экономика, политилогия, социология), ориентированные на исследование объективных факторов и тенденций, оказываются в силу своих методологических оснований принципиально непригодны для предсказания изменений, имеющих причиной субъективные решения тех или иных влиятельных групп элиты. Именно эта прогностическая неспособность академических наук является питательной пищей для конспирологии. Однако и конспирологические теории неверифицируемы без наличия собственной достоверной инсайдерской информации.
Даже если в открытое информационное пространство (интернет и СМИ) и просачиваются истинные данные о реальном положении дел, полученные из закрытых источников или случайно «угаданные» в порядке «озарения», на сегодня у политических и экономических аналитиков практически не существует методологических приёмов, которые позволяли бы отличить их от многократно превосходящих объёмов целенаправленной дезинформации или просто коммерческих газетных уток. Это не значит, впрочем, что разработка таких методов принципиально невозможна, однако на сегодня их не существует. Остаётся вилка между двумя в равной степени негодными методологиями: академическими гуманитарными дисциплинами, неспособными к фиксации и анализу, а тем более предсказанию явлений и событий, зависящих от субъективных решений и договорённостей избегающих публичности и формально не институированных элит, и противоречащими друг другу конспирологическими «откровениями», не поддающимися рациональной проверке и верификации и в силу своей безапелляционности и противонаправленности сливающимися в банальный «белый шум».
Выводы и швейцарская альтернатива
Мировой капитализм, точнее говоря, остававшийся от него симулякр социальных отношений, поддерживавшийся в течение нескольких десятилетий в чисто прикладных целях манипулятивного управления, стремительно и буквально на глазах рушится. Ликвидируются буквально все его экономические и правовые «незыблемые основы», и прежде всего сама частная собственность. Это отнюдь не вызывает оптимизма, потому что на смену капитализму и буржуазной либеральной демократии идёт жёсткая всемирная диктатура, основанная на контроле над распределением жизненных благ, на распространении «управляемого хаоса», резком снижении уровня жизни во всех смыслах, уровня цивилизации, культуры и права.
Для России это означает, среди прочего, распад сложившегося колониального порядка и социального консенсуса, основанного на иллюзии возможности встраивания местной «элиты» в мировую элиту, а остатков российского «среднего класса» в мировой «средний класс», а также использования «внешних» гарантий прав собственности при её перемещении из российской зоны отсутствия права в юрисдикции «цивилизованных стран».
Этот социальной порядок и система иерархии, основанная на надежде так или иначе получить прописку во внешнем «цивилизованном» и «правовом» мире, на глазах рушатся, но при этом нисколько не меняется колониальное, экономически и политически зависимое положение России. Просто относительно понятный, рациональный и просчитываемый колониальный порядок сменяется колониальным хаосом, в котором никто, включая даже представителей самых верхних слоёв государственного аппарата, не имеет никаких гарантий своих прав, свобод и имущества. Погружаясь во мрак произвола и беззакония сама, мировая метрополия ещё глубже погружает в него мировую периферию.
Пытаться сопротивляться происходящим изменениям, стремясь удержать или реконструировать распадающиеся структуры капитализма в качестве «меньшего зла» (как это пытаются делать американские либертарианцы из «чайной партии» и западноевропейские «национал-либералы») бессмысленно потому, что распад «классического» капитализма происходит в силу его собственной имманентной логики и им же порождаемых объективных тенденций. Может показаться, что это противоречит сказанному ранее относительно мировой олигархии, осуществляющей деконструкцию капиталистической системы целенаправленно и проектно, а отнюдь не стихийно, но это противоречие мнимое. И сила, и интересы этой олигархии, и она сама неизбежно порождаются процессами концентрации и монополизации капитала, его экспансии и интернационализации. Капитализм есть процесс, пришедший к своему естественному завершению и на этом окончившийся.
Однако это не значит, что посткапиталистический мир безальтернативен. Яркой альтернативой всемирной банковско-полицейской диктатуре, опирающейся на денационализированные, десоциализированные и, по существу, расчеловеченные массы люмпенства, могут служить, в частности, коммунитарные тенденции, обозначившиеся в Швейцарии.
В 2013 году в Швейцарии было собрано необходимое количество подписей (126 тысяч при необходимом пороге в 100 тысяч) для вынесения на общенародный референдум вопроса о выплате всем взрослым гражданам страны ежемесячного безусловного основного дохода (БОД) в размере 2500 франков (примерно 2000 евро) и в размере 625 франков – детям. По замыслу авторов проекта БОД является именно безусловным доходом и в равной мере выплачивается всем гражданам: как нуждающимся, так и состоятельным, как безработным, так и работающим, – то есть никак не зависит от имущественного статуса, не требует регистрации на бирже труда в качестве безработного, доказательства нетрудоспособности, низкого уровня доходов или каких-либо иных условий. Он не является ни пособием, ни социальной помощью, ни отрицательным налогом.
Идея безусловного основного дохода не нова, она обсуждалась по меньшей мере с конца XVIII века, когда была предложена Томасом Пейни. Идея её коренится вовсе не в благотворительности и помощи нуждающимся, а в том, что каждый гражданин, помимо своего трудового вклада в национальное общественное производство является также собственником некой его доли, своего рода «акционером» национальной экономики и потому имеет законное право на своего рода «дивиденды», не зависящие от оплаты его труда.
Если вдуматься, эта система (особенно при условии либо национализации значительной доли средств производства, либо значительной природной ренты) гораздо более рациональна, нежели насильственное перераспределение государством средств, изымаемых в форме налога у одних и предоставляемых в форме социальных пособий другим, то есть фактическое принуждение граждан к благотворительности.
БОД имеет целых ряд явных преимуществ перед социальными пособиями. Он исключает огромный объём бюрократической работы, связанной со сбором, приёмом и проверкой документов, подтверждающих, что тот или иной гражданин действительно нуждается в помощи, не требует разработки и постоянного усовершенствования соответствующих правил, и, следовательно, резко снижает как саму бюрократическую волокиту, так и государственные расходы на неё (именно этот аргумент выдвинули сторонники введения БОД в качестве обоснования его финансовой реалистичности – возможность если не полного, то, по меньшей мере, существенного покрытия бюджетных издержек за счёт экономии на содержании громоздкого бюрократического аппарата социальных служб, на самих социальных выплатах и на упрощении системы налогообложения). Он, в отличие от пособия, не ставит человека в положение просителя и даёт роли «благодетеля» ни отдельному чиновнику, ни государству в целом. Он даёт человеку свободу от необходимости держаться за нелюбимую работу и тем самым больший шанс на то, что, найдя дело по душе, человек окажется гораздо более продуктивен.
Идея БОД в разные годы пользовалась значительной популярностью в Великобритании, Канаде и США, но ни разу не была практически реализована. Примечательно, что она возродилась именно сейчас, когда распад «классического» капитализма стал очевиден и требуется альтернативная социальная и цивилизационная модель. Примечательно, что этот проект возродился в прошедшем году не где-нибудь, а именно в Швейцарии, то есть в одной из наиболее коммунитарных стран Европы, сохранившей прямую демократию в форме референдумов, вовремя отказавшейся от участия в порочном глобалистско-бюрократическом проекте Евросоюза, не допустившей массовой иноэтнической миграции и мультикультуризации. Кстати, именно эта страна дольше всех в Европе сопротивлялась таким сомнительным нововведениям как отказ от золотого обеспечения национальной валюты (до 1999 года) и раскрытие тайны банковских вкладов (до 2013 года).
Таким образом, мы видим, что социальный консерватизм и традиционализм не просто не исключают возможности постепенного перехода к коммунистическим отношениям (а в идее БОД реализуется главная идея коммунизма – освобождение человека от труда по необходимости и его переход к труду как свободной реализации внутренней потребности в творчестве), но и, по-видимому, являются для такого перехода важной предпосылкой.
Несомненно, идея БОД, то есть освобождения одновременно от экономической необходимости труда, от самой возможности нужды и от материальной и психологической зависимости от государства с его бюрократией социальных служб, есть реализация принципов, диаметрально противоположных установлению тотального банковско-полицейского электронного контроля и зависимости.
Это значит, что посткапиталистическое будущее, уже становящееся настоящим, не только не предопределено в своей модели, но и несёт в себе диаметрально противоположные потенции, а значит, и возможность свободы выбора.
http://kprf.ru/international/capitalist/127150.html
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Пользователи
