Жестокая правда о «белых и пушистых» №56 (30699) 1—4 июня 2018 года 4 полоса Автор: Виктор КОЖЕМЯКО. Политический обозреватель «Правды».
Авторы «Правды» живут во многих городах и весях нашей страны, а некоторые и за рубежами её. Что же их объединяет? Пожалуй, более всего — потребность в справедливом устройстве общества и отношений между людьми, вера в необходимость и возможность такого устройства.
Называется оно — социализм. Больше ста лет назад, в Октябре 1917-го, трудовой народ именно в нашей стране под руководством партии Ленина совершил исторический поворот к новому, неведомому и создававшемуся на основах справедливости строю жизни.
ЭТО БЫЛО невероятно сложное и трудное дело. Потому что, кроме всего прочего, с первых шагов пришлось преодолевать сопротивление тех, кто справедливости ни в коем случае не хотел. Вернее, они считали вполне справедливым и абсолютно нормальным, что им принадлежат заводы, фабрики, земля, а другие обязаны для их благосостояния работать.
В этом и состоит смысл эксплуатации человека человеком, которую, в соответствии с великим учением Карла Маркса, отменяла Советская власть. И Гражданская война, которая развернулась в России век назад, была начата по инициативе ярых защитников той самой эксплуатации, несправедливо нажитой собственности и права на дальнейшее паразитическое существование.
Естественно, что капиталисты и помещики всех стран поддержали российских единокровников по классу, а 14 империалистических держав организовали прямую военную интервенцию в Советскую Россию. Естественно, что некоторое время спустя и германский фашизм, ударная сила мирового империализма, вместе со своими сателлитами направил основные войска против СССР. А затем, сразу же после победоносного для нас окончания Великой Отечественной, мир капитала, возглавляемый США, пошёл на Советский Союз и другие социалистические страны изощрённо коварной «холодной войной».
ЗА СЕМЬДЕСЯТ с лишним лет немыслимых испытаний первая на планете страна социализма выдержала многое. Но внутреннее предательство в руководстве, соединившееся с мощными врагами из-за рубежа, подорвало единство и силу Советской страны. И сегодня, отброшенные фактически на сто лет вспять, мы вынуждены вновь сосредоточиваться для решающих сражений за восстановление социальной справедливости.
На мой взгляд, вопреки всем призывам нынешней власти к единению, сплочению, консолидации общества, у нас не только не затухают, а, пожалуй, ещё более разгораются всполохи той давней Гражданской войны, 100-летие которой мы начинаем сейчас отмечать.
Скажите, разве не делится наше общество сегодня, как и тогда, на белых и красных? Да, деление это нынче во многом иное и порой вроде бы не очень похожее. Да, ещё достаточно редки пока прямые столкновения эксплуатируемых с защитниками эксплуататоров. Но когда говоришь: «красные и белые», в общем-то все или почти все прекрасно понимают, о ком конкретно идёт речь.
И понимают люди, что власть с августа 1991-го оказалась в руках «белых». То есть имеющих всё, в отличие от тех (абсолютного большинства!), кого они ограбили. Случайно что ли, когда проводится телеопрос, за белых вы или за красных, результат можно предсказывать заранее. Скажем, запомнившееся мне соотношение голосов на телеканале ТВЦ перед 100-летием Великого Октября (в процентах) — 90:10. Стало быть, 9/10 — за красных и лишь 1/10 — за белых. О чём-то это говорит?
ПОНЯТНО, что власть беспокоится и её пропагандистские силы, начавшие выворачивать наизнанку отечественную историю (особенно ХХ века) ещё в разгар горбачёвской «перестройки», действуют вовсю. Главное оружие их известно: антисоветизм. Во всех видах и формах, распространяющийся на все периоды советской эпохи. Начиная с Октябрьской революции и Гражданской войны.
Вы помните бесконечно исполнявшуюся в эфире с фальшивым придыханием срочно состряпанную песенку про корнета Оболенского и поручика Голицына? Помните лакированный телесериал «Адмиралъ», где вершиной благородства был показан Колчак, реально отдавший Россию интервентам и заливший кровью рабоче-крестьянскую Сибирь? А торжественные перезахоронения в Москве доставленных из-за границы останков белых генералов, попытки открыть мемориальные доски в Северной столице тому же Колчаку и палачу Ленинграда Маннергейму?..
Вот какие герои, по мнению нынешней власти и её обслуги, должны заменить нашему народу Чапаева и Будённого, Фрунзе и Лазо. Вот какие песни (вместо «Орлёнка», «Каховки», «По долинам и по взгорьям») должны бы, согласно желаниям власти, стать у нас народными.
Пока, давайте прямо скажем, не получилось. То есть не осуществилась декоммунизация в полном масштабе — так, как мы видим, к примеру, в Польше, Прибалтике или под бандеровской властью на Украине. Но ведь усилия этих доморощенных пропагандистов-декоммунизаторов, явно или негласно поддерживаемые властью, не прекращаются. Вековой юбилей Гражданской войны, конечно же, постараются тоже использовать. Для чего? Да чтобы переместить (любой ценой!) симпатии в массовом общественном сознании — с красных на белых. А для этого в первую очередь надо соответственно изобразить тех и других. Первых — как бандитов, террористов, насильников. Вторых — как благородных героев-рыцарей, что называется, «белых и пушистых».
ТАКАЯ РАБОТА уже идёт. Собственно, идёт она давно. Есть свои, «белые» учёные-историки, наподобие академика Юрия Пивоварова или братца пресловутого приватизатора Чубайса. Есть подходящие писатели и поэты. Есть масса натасканных телевизионщиков, газетчиков и прочих служителей СМИ.
Особо отметим на сей раз, что антисоветизм, в том числе при трактовке событий Гражданской войны, активизируется не только в столице, но и, как принято говорить, на периферии. Там, в регионах, тоже заметно, а подчас и нагло, скандально, проявляют себя поборники «белой», а по существу — русофобской, антипатриотической идеи.
Ведь они, доказывая, что в Гражданской войне правы были проигравшие белые, а не победившие красные, что первые были якобы «хорошими», а вторые — «плохими», стараются не просто поставить под сомнение, а изначально перечеркнуть весь грандиозный социалистический проект, составивший более чем семидесятилетнюю часть истории Отечества. Да какую! С её величайшими, потрясшими весь мир победами — в индустриализации и культуре, в образовании и науке, в самой страшной, но священной для нас войне и в космосе.
Начало всему этому было положено, разумеется, победой в социалистической революции и Гражданской войне. Победой красных, кого теперь пытаются представить чуть ли не врагами России и родного народа.
В самом деле, ведь всё выкручивают наизнанку. Шиворот-навыворот! И чтобы реально этому противостоять, надо мобилизовываться каждому отделению КПРФ на местах, каждому региональному отделению РУСО — организации, полное название которой звучит так: «Российские учёные социалистической ориентации».
КАК СЛЕДУЕТ действовать? У меня появился очень хороший конкретный пример, про который, по-моему, стоит рассказать подробнее. Но сперва — о сути происшедшего.
Итак, Белгород. Было время, когда здешние места оказались в центре Гражданской войны. И вот почти столетие спустя директор Государственного архива Белгородской области Ю.П. Субботин, недавно назначенный на эту ответственную должность и относительно молодой по возрасту, выпускает книгу «Белгород 1918—1919. Красный террор».
О том, что это за книга, можно судить уже по некоторым признаниям автора, вырвавшимся у него, правда, несколько позднее. Например: «Я давно и прочно антибольшевик», «и как бы люто я ни ненавидел большевистскую чуму», «при всей непримиримой ненависти к большевикам»… Или ещё, не менее категоричное: «Сейчас, перенесись в то время, я принял бы сторону Деникина».
Из деникинских документов, подлежащих, впрочем, определённому сомнению (о чём поговорим дальше), и была составлена книга о красном терроре, тираж которой, согласно заявлению автора, решено было полностью распространить по школам области. В школьные библиотеки! Надо понимать, для улучшения образованности подрастающего поколения…
Но говорится ли хоть что-то в этом выпущенном труде о терроре белом?
Ни-че-го! Ни словечка даже про то, что был таковой. А ведь красный террор, как известно, стал ответом на белый. Однако теперь ни школьникам, ни взрослым, видимо, «не положено» об этом знать.
Белгородскому архивисту-антисоветчику достойно ответил давний, постоянный и очень уважаемый автор «Правды» Анатолий Михайлович Сергиенко. Он, историк и подполковник по воинскому званию, тоже живёт и работает в Белгороде, возглавляя Совет областного отделения РУСО. Убеждённый коммунист.
Так вот, когда книга директора архива была им прочитана, он не смог молчать. Сначала обратился к автору с открытым письмом через областную газету КПРФ. Тот расценил это как «Зубы дракона» — именно такое название дал своей ответной статье в «Белгородских известиях». Надо же, сверхпорядочный во всём, а в быту совсем негромкий Анатолий Михайлович — «дракон»…
Свой очередной ответ Ю.П. Субботину он-то назвал гораздо точнее: «Зубы белогвардейца». То есть борьбу Сергиенко продолжил. Но самое главное — руководитель областного отделения РУСО начал поиск документальных материалов о белом терроре на белгородской земле. И нашёл! Причём нашёл, скажу от себя, свидетельства большой силы, в чём сами вы сейчас убедитесь.
Это воспоминания не кого-нибудь, а генерал-лейтенанта Е.И. Достовалова — видного деятеля «Белого движения», участвовавшего в нём с момента его возникновения. Достаточно сказать, что в 1918 году он с группой офицеров первый поднял восстание против большевиков в Крыму. Во время Гражданской войны занимал крупные посты в армиях Деникина и Врангеля. Завершил её начальником штаба 1-го армейского (Добровольческого) корпуса.
А дальше — эмиграция и, что очень важно, глубочайшее разочарование в том «белом деле», которому он служил.
ДОСТОВАЛОВ, конечно, далеко не единственный, кому суждено было пережить столь горькие чувства разочарованности и даже стыда перед родной страной и народом. Свои воспоминания он начал писать в 1924 году, и уже тогда ему стало понятно следующее:
«Всё это вместе, трагическое и сумбурное, называемое Белым движением, было плодом обиды, мести, эгоизма, корысти и недоумения. И меньше всего в нём было государственного, и белая мечта казалась так туманно-неясна или так цинично-эгоистична, что за всё время Гражданской войны верхи белых армий не могли и не хотели определённо её сформулировать, а она была простая и ясная: «Верните нам нашу власть, наши прежние привилегии, наши состояния и наши убытки»…
Так был ли белый террор во время Гражданской войны или это выдумки «большевистской пропаганды»?
Прочитайте фрагменты из воспоминаний белого генерала Е.И. Достовалова, которые Анатолий Михайлович Сергиенко включил в свою книгу «Ещё одно проявление антисоветизма на Белгородчине». Большое спасибо ему за то, что он подготовил и выпустил такую злободневную, такую нужную работу. Спасибо, что прислал её в «Правду».
Потом я к ней ещё вернусь в беседе с Анатолием Михайловичем: есть что вместе с ним обсудить. Пока же отмечу, что в интереснейших мемуарах белогвардейского генерала Достовалова, которые, к сожалению, из-за газетной тесноты мы не можем опубликовать полностью, есть глава, которая так и называется: «О белых и белом терроре». Но и она в полном объёме велика для газеты. Сергиенко отобрал для нас лишь некоторые страницы, отражающие жестокость белогвардейцев по отношению к пленным командирам и бойцам Красной Армии, а также к гражданскому населению. Здесь же даются оценки ряда лидеров «Белого движения»: генералов Деникина и Врангеля, Кутепова и Дроздовского, Мамонтова, Шкуро и других.
Глазами белогвардейского генерала №56 (30699) 1—4 июня 2018 года 4 полоса Автор: Евгений Исаакович ДОСТОВАЛОВ. Генерал-лейтенант. Февраль 1924 года, Греция.
Когда пробуждаются совесть и ответственность
Автор воспоминаний строит их не в хронологическом порядке, поэтому кровавый путь деникинских и врангелевских войск от Орла и Белгорода до Новороссийска и Крыма, где белые попытались создать свой последний оплот, предстаёт, так сказать, вперемежку. Редакция «Правды» для лучшего читательского восприятия разделила текст подзаголовками, вытекающими из содержания воспоминаний генерала.
Начнём с Крыма
…Вскоре другое, ещё более страшное зло заставляло жителей деревень и городов бросать дома, семьи и хозяйство и убегать в горы и плавни.., была повсюду раскинувшая свои сети, безответственная и всесильная контрразведка, вдохновляемая бывшим шефом жандармов Климовичем, поставленным Врангелем во главе её… Она творила своё страшное дело, превращая население в бесправных рабов, ибо малейшее недовольство её деятельностью, малейший протест приводил человека к мучительным истязаниям и петле.
Невозможно описать злодеяния, совершённые за три года её агентами там, где проходили победоносные белые войска. Так же, как и бездарные военные распоряжения, она подготовила падение создавшей её власти. Состав контрразведывательных отделений был самый пёстрый. В одном он был однороден: на 90% это были патентованные мерзавцы, садисты, люди лёгкой наживы с тёмным прошлым…
Пышно расцветшей деятельности контрразведки… способствовало то обстоятельство, что многие из начальников Добровольческой армии за три года Гражданской войны потеряли всякое уважение к человеческой жизни и людским страданиям. Зверство, насилие и грабёж вошли в обиход жизни и никого не трогали. Слёзы и мольбы расстреливаемых вызывали смех. В некоторых частях все рядовые офицеры по очереди назначались для приведения в исполнение приговора над большевиками. Повесить, расстрелять, вывести в расход — всё это считалось обычным, будничным делом. Это не осуждалось, это считалось признаком воли, твёрдости характера, преданности идее. Не расстреливавшие, или не вешавшие, или мало вешавшие считались тряпками, слабыми людьми, не способными к управлению частью в этой обстановке…
Сколько погибло и навсегда душевно искалечено в застенках контрразведок, страшно сказать. Все презирали контрразведку и все боялись её… В Салоникском русском беженском лагере проживал некий бывший полицейский чиновник Тилинин… Этот полуинтеллигентный тип, вспоминая однажды первые шаги своей карьеры, рассказывал, что у него долго не было «фарту» и он не находил преступников, но нужда заставила, и он нашёл способ. Он завёл себе собаку, которую приучил бросаться на человека и лаять, когда он делал рукой один малозаметный, но знакомый собаке жест: «После этого мои дела пошли в гору, а в Крыму я даже сделал карьеру. Когда донесут о каком-либо происшествии в участке, я приезжаю и спрашиваю старосту: ну, кто тут у вас есть такой, от которого надо отделаться?
Подозрительные и нежелательные были всегда. Я приходил на место происшествия, куда вели и мою собаку-сыщика, а затем вместе с понятым шёл и арестовывал «подозрительных». Когда собака подходила к наиболее подозрительным или нежелательным, я делал ей знак, она лаяла, и все видели, что преступник найден, часто даже удавалось уговорить обвиняемого сознаться для облегчения участи, потому что указаниям собаки все верили безусловно. Если свидетелей не было, то после собаки находились и свидетели. Таким образом, найти в деревне большевика ничего не стоило в любой момент. Начальство меня очень ценило»…
Так началась карьера нового начальника кутеповской контрразведки подпоручика Муравьёва… Через месяц после начала работы Муравьёва на улицах Симферополя закачались на столбах первые повешенные. Среди них было несколько несовершеннолетних мальчиков-евреев и одна женщина в костюме сестры милосердия. Напрасно обращались к Кутепову различные делегации от города и земства с просьбой о помиловании несовершеннолетних, Кутепов был неумолим и искренне возмущался просьбой членов городской Думы не производить публичной казни в городе, так как это зрелище тяжело отражается на психике детей и подрастающей молодёжи. Конечно, просьбу эту Кутепов отклонил, и вскоре за первой партией последовали вторая, третья и так далее…
Но то, что известно мне, не составляет и тысячной доли тех ужасов, которые творили в Крыму над беззащитным населением хорошо оплачиваемые и откармливаемые палачи врангелевской контрразведки…
Из корысти и «любви к искусству»
Обыкновенно тех, у кого находили большие суммы денег, обвиняли в спекуляции, а лица, у которых были драгоценные вещи или бриллианты, не оправдывались никогда. Стоило агенту контрразведки увидеть бриллиантовый перстень на руке подозреваемого — и судьба его была бесповоротно решена. Такие живыми никогда не уходили. Многие контрразведчики составляли себе таким образом большие состояния и теперь хорошо живут за границей. Так был собран богатейший золотой фонд, переданный Врангелю в Константинополе. После того как ящик с драгоценностями взял на хранение в свою каюту генерал Шатилов, большая часть их пропала. Но дело было замято Врангелем…
Тот же Калюжный в присутствии ещё двух русских инженеров Осипова и Голушкина рассказывал мне, что в Ялте была группа интеллигентных светских молодых людей — палачей-добровольцев. Они убивали каждую ночь из любви к искусству. Обыкновенно днём кто-нибудь из них заходил в отделение и спрашивал, будет ли ночью работа. Почти всегда среди арестованных были люди, которых спокойно и без последствий можно было вывести в расход. Если работа была, в полночь к определённому месту берега подходила шлюпка, в которую молодые люди принимали одного или нескольких арестованных с их узелками и чемоданами. Им объясняли, что их везут на пароход для отправки в Севастополь.
Затем лодка отчаливала, выходя на глубину и стараясь не попадать в луч прожектора английского миноносца. Затем один из тех, кто сидел ближе к арестованному, бил его железным болтом по голове, а иногда и просто тяжёлым камнем. Слышались только хрипение или лёгкий стон добиваемых людей на дне лодки. Тотчас привязывали убитому камни на шею и на ноги и вместе с вещами спускали в море. Иногда до утра отмывали кровяные пятна на лодке, но часто, несмотря на все старания, это не удавалось…
Кровавая работа контрразведки находила полный отклик в действиях войсковых начальников. Я приведу здесь некоторые характеризующие эпоху и людей факты…
Путь таких генералов, как Врангель, Кутепов, Покровский, Шкуро, Постовский, Слащёв, Дроздовский, Туркул, Манштейн, и множества других был усеян повешенными и расстрелянными без всякого основания и суда. За ними следовало множество других, чинами поменьше, но не менее кровожадных. Один полковник генерального штаба рассказывал мне, что ещё во время так называемого 2-го Кубанского похода командир конного полка той дивизии, где он был начальником штаба, показывал ему в своей записной книжке цифру 172.
Цифра указывала число собственноручно им расстрелянных большевиков к этому моменту. Он надеялся, что скоро дойдёт до 200. А сколько было расстреляно не собственноручно, а по приказанию? А сколько каждый из его подчинённых расстрелял невинных людей без приказания? Я пробовал как-то заняться приблизительным подсчётом расстрелянных и повешенных одними белыми армиями Юга и бросил — можно сойти с ума.
Как они «усердствовали»
Однажды генерал Витковский в Харькове докладывал Кутепову, что он сделал замечание генералу Туркулу, который после хорошего обеда вместе с приближёнными офицерами уж слишком поусердствовал над только что взятой партией пленных. Так и сказал — «поусердствовал». Усердием называлась излишняя трата патронов для стрельбы в цель по пленным красноармейцам.
Генерал Егоров (бывший после меня начальником штаба 1-го корпуса) рассказывал мне в Салониках, что ему известен факт, когда генерал Туркул приказал повесить одного пойманного комиссара за ногу к потолку. Комиссар висел так очень долго, потом его убили. Подвешивание как вид наказания вообще было у нас очень распространено. Полковник Падчин рассказывал мне, что однажды, когда он был у генерала Туркула, последнему доложили, что пойман комиссар. Туркул приказал его ввести.
Мягким голосом, очень любезно Туркул пригласил комиссара сесть, предложил ему чаю с вареньем и велел позвать свою собаку. «Я почувствовал, — говорил Падчин, — что сейчас произойдёт что-то скверное, и вышел. Действительно, через некоторое время из комнаты послышались отчаянные вопли, а затем вывели всего окровавленного комиссара и расстреляли. Оказывается, Туркул затравил его своей собакой, которая была приучена бросаться на людей при слове «комиссар». Собака эта впоследствии была убита случайным осколком бомбы с красного аэроплана.
Офицеры-дроздовцы говорили мне, что ещё более жесток генерал Манштейн. Ветеринарный врач Бердичевский рассказывал, что он был свидетелем, как однажды в Крыму около колонии Гейдельберг среди взятых в плен красноармейцев оказался мальчик, бывший кадет симбирского кадетского корпуса. Когда мальчик заявил, что он кадет, генерал Манштейн лично зарубил его и ещё долго рубил шашкой мёртвого до неузнаваемости.
Бывший офицер штаба генерала Дроздовского рассказывал, что однажды в бою под Кореновской к наблюдательному пункту, где находился генерал Дроздовский, привели взятых в плен 200 большевиков и спрашивали, куда их отправить. Были ли это большевики или мобилизованные, как они заявляли, вчера большевиками крестьяне, проверено не было, но генерал Дроздовский, не отрываясь от бинокля, коротко бросил: «В расход!» — и тогда их принял под своё покровительство начальник конвоя генерала Дроздовского.
Тут же у подножия холма началась расправа над пленными. Начальник конвоя приказал им выстроиться в одну шеренгу и скомандовал: «Ложись!» Затем долго ровнял их, чтобы головы всех расстреливаемых были на одной линии, и по очереди выстрелом в затылок из винтовки убивал лежащего. На соседа, ещё живого, брызгали кровь и мозги, но начальник конвоя штыком заставлял его подползать к убитому, выравнивал его голову, убивал и переходил к следующему. Забава эта продолжалась два часа. Расстрелянные лежали ровно, как на последнем параде. Этот господин мог сразу вписать в свою книжку цифру 200…
Впрочем, сам Дроздовский в недавно изданном его дневнике пишет (цитирую по дневнику): «Сердце, молчи, и закаляйся, воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признаётся и уважается только один закон: око за око. А я скажу: два ока за око, все зубы за зуб». «Внутри всё заныло от желания мести и злобы. Уже рисовались в воображении пожары этих деревень, поголовные расстрелы и столбы на месте кары с надписью, за что. Потом немного улеглось: постараемся, конечно, разобраться, но расправа должна быть беспощадной: два ока за око».
Эта расправа вылилась в следующее: «После казни пожгли дома виновных, перепороли всех мужчин моложе 45 лет, причём их пороли старики (что потом было с этими стариками, когда ушёл Дроздовский?), затем жителям было приказано свести даром весь лучший скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд. Истреблено было 24 человека».
Глазами белогвардейского генерала №59 (30702) 8—13 июня 2018 года 4 полоса Автор: Евгений Исаакович ДОСТОВАЛОВ. Генерал-лейтенант. Февраль 1924 года, Греция.
Это окончание фрагментов из воспоминаний видного деятеля «Белого движения», который в результате Гражданской войны осознал полную его несправедливость и бесперспективность. Начало публикации — в «Правде», №56 от 1—4 июня с.г.
Открыл эти воспоминания, сначала для читателей Белгородской области, председатель Совета регионального отделения РУСО («Российские учёные социалистической ориентации») историк подполковник в отставке А.М. Сергиенко. Он же прислал нам в редакцию свою книгу «Ещё одно проявление антисоветизма на Белгородчине», куда включил найденные воспоминания белогвардейского генерала Е.И. Достовалова. Публикуемая сегодня часть его записок, как и предыдущая, посвящена жестокой правде о белом терроре в годы Гражданской войны, который ныне пытаются либо замалчивать, либо всячески фальсифицировать и оправдывать.
Став врагами своего народа
Но это было только начало деятельно-сти генерала Дроздовского и его помощников на походе в Добровольческую армию. Это была, так сказать, проба пера, когда «сердце приучалось к молчанию» и «закалялась воля». Потом, на Кубани и до Орла, а в особенности в Крыму, работы его преемников были «чище», «глубже» как по изобретательности, так и по числу жертв. «Два ока за око, все зубы за зуб». Этот призыв вошёл в плоть и кровь, сделался мечтой всех считающих себя обиженными…
Невозможно представить себе тех ужасов, того моря крови, которым снова была бы залита Россия, если бы этим отуманенным местью людям удалось хотя бы на короткое время снова стать у власти в России. Только враг своего народа мог бы желать этого.
Бесчисленное количество расстрелянных и повешенных падает на генералов Постовского и Шкуро. Оба они, будучи пьяницами и грабителями по натуре, наводили ужас на население завоёванных местностей. Однако, по общему признанию, в армии наибольшей кровожадностью и жестокостью отличался убитый в Болгарии генерал Покровский.
Кутепов... Жутко вспомнить, какие ничтожные причины иногда вызывали его приказание «расстрелять», и оно сейчас же приводилось в исполнение… Вспоминаю в Крыму его обходы проходящих мимо корпуса партий пленных. Медленно обходил он выстроенные ряды красноармейцев и вглядывался в их лица, выражение глаз, одежду. Иногда он задавал вопросы. Малейший неудачный ответ, особый штрих в костюме определял судьбу пленного. «В сторону», — коротко говорил Кутепов, и тотчас же конвой отводил обречённого в сторону, а вечером всех обречённых расстреливали. Эти люди погибали буквально за покрой костюма, фасон фуражки («вся власть Советам»), выражение лица, в которых Кутепову казались признаки комиссарства или большевизма.
Просьбы о помиловании приводили его в ярость…
В полную власть зверя
…Не могу не указать на безусловно ненормального человека, дегенерата и садиста генерала Шпаковского, явившегося к нам с рекомендацией Лукомского и занимавшего высокий пост начальника тыла Добровольческого корпуса.
Он был вершителем судеб населения обширного тыла Добровольческого корпуса. Шпаковский приехал в штаб корпуса в Белгороде и должен был возглавлять административную власть там, где ещё не сконструировалась власть губернаторская. Бледный, с массой бриллиантов на пальцах, с расширенными зрачками больных глаз, он производил неприятное впечатление.
Первый разговор его с Кутеповым произошёл при мне. Шпаковский начал прямо: «Чтобы был порядок, надо вешать. Вы, Ваше Превосходительство, как смотрите на это? Вешать или не вешать?» Кутепов, который всегда был на стороне вешающего, а не вешаемого, ответил: «Конечно, вешать». И после короткого разговора бесправное население было передано в полную власть зверя.
Шпаковский привёз свою контрразведку, которая деятельно принялась за работу. В этот период все были словно помешанные. Огромные и сложные функции тыла, дающего жизнь и силу армии, требовали от тыловых администраторов исключительных способностей. Считалось, что всеми этими качествами обладает тот, кто вешает. Шпаковский буквально не мог спокойно заснуть, если в течение дня он никого не повесит. Скоро среди населения начались вопли, это заставило его ещё более усилить террор. Приговорённых к смертной казни Шпаковский водил лично на место казни, и зимой их водили в одном белье и босиком.
Однажды посланный в управление начальника тыла за справкой мой адъютант прибежал взволнованный и доложил мне, что приказания исполнить не мог, так как, придя в управление, он застал такую картину — передаю дальше словами его рапорта:
«Ещё при входе я услышал какие-то стоны и крики, нёсшиеся из комнаты адъютантов Шпаковского. Войдя в неё, я увидел компанию офицеров, совершенно пьяных, в числе которых были адъютанты и контрразведчики Шпаковского. Они сидели за столом, уставленным бутылками. Перед ними стоял голый человек, один из смертников, предназначенных в ближайшую ночь к расстрелу. Всё лицо, голова и грудь его были в крови, и кровь стекала по телу. Руки были связаны на спине. Пьяные офицеры царапали тело смертника вилками и столовыми ножами, тушили зажжённые папиросы о его тело и забавлялись его криками. Зрелище было так отвратительно, что я не мог исполнить Вашего приказания и ушёл. Но справку получить всё равно нельзя, так как они все пьяны».
Мой доклад Кутепову об этом результатов не имел, и Шпаковский остался на своём месте.
Понятна ненависть населения
Офицеры телеграфной роты, командированные от штаба корпуса обслуживать связь в городе, где действовал Шпаковский, рассказывали мне о невероятных зверствах, чинимых этим генералом в городе Изюме и других местечках, где он был. Когда начался наш отход от города Орла и дальше, Шпаковский обычно задерживался после ухода штаба корпуса в месте стоянки ещё на несколько часов или на день и, оставшись один, предавался дикой страсти, избивая остающееся беззащитное население. Недаром обозы наших частей и отдельные отставшие группы людей из отходивших полков подвергались жителями поголовному истреблению.
Ненависть к нам населения в районе Славянска, Изюма и на всём пути до Ростова была такая же, как в Крыму. Офицер телеграфной роты поручик Мальцев, командированный для исправления связи в пункт, где находился генерал Шпаковский, увидел, что на контрольном телеграфном столбе на вокзале висело три трупа. Поручик Мальцев обратился к генералу Шпаковскому за разрешением снять тела, так как они мешали работе по исправлению проводов. Генерал Шпаковский приказал ему исправить провода, не снимая повешенных, при этом Шпаковский лично наблюдал за смущением и отвращением офицера (юрист, окончивший университет), производившего необходимую работу между тремя качающимися и всё время задевающими его мертвецами.
Когда мы, отходя от Орла, остановились снова в Белгороде, произошёл случай, который, кажется, подействовал и на генерала Кутепова. Во всяком случае, скрыть его было нельзя. Дело в том, что озверевшие и пьяные сотрудники Шпаковского, ведя ночью нескольких осуждённых на казнь, не выдержали и изрубили их прямо на базаре. Утром жители нашли свежую кровь и части тела одного из казнённых, забытые на базарной площади. Одну руку принесли в полицейское управление, и ночное происшествие раскрылось…
Вскоре он получил другое назначение и ушёл из корпуса. Я не знаю, где после этого проявлял он свою деятельность, но знаю, что на всём пути от Орла до Харькова своими действиями он способствовал укоренению той страшной ненависти к белым, которую мы, уходя, оставляли в населении. Я уверен, что если бы белые армии Юга с теми руководителями, которые были тогда и которые бесчинствуют теперь на Балканах, занимаясь травлей иначе мыслящих эмигрантов, вновь появились в России, они вскоре вызвали бы против себя поголовное восстание населения. Пустить их в Россию может только враг России. Таков был начальник тылового района войск Кутепова.
Вместе с расправами — грабежи
Можно себе представить, что делалось в этом тылу, где орудовала ещё стая таких же маленьких Шпаковских. Но когда он ушёл, все чувствовали, что все симпатии Кутепова остались всё же со Шпаковским. Этот господин и теперь является оплотом Врангеля. Недавно в «Новом Времени» была напечатана приветственная телеграмма Врангелю от Шпаковского, который оказался уже председателем Союза георгиевских кавалеров в одной из беженских колоний в Сербии.
На фоне бесправия одних и безнаказанности других развились и достигли чудовищных размеров взяточничество и грабежи. Много говорить об этом не стоит. Сколько уже исписано страниц о грабежах и взяточничестве в белых армиях, от которых трепетало население. Укажу лишь несколько, которые совершали и которыми гордились крупные начальники…
Помню, в Курске Шкуро пригласил вечером в свой поезд старших начальников. Вечер был интимный с обильным возлиянием. Выпив, Шкуро велел адъютанту принести шкатулку и стал показывать присутствующим редкие и крупные бриллианты, переливая их из ладони в ладонь и объясняя, где и в каком городе во время Гражданской войны он «заработал» эти драгоценности. Бриллианты эти представляли громадное состояние…
Генерал Мамонтов, возвращаясь после своего знаменитого похода, послал в Новочеркасск жене телеграмму, которая стала известна в штабе: «Поздравляю, надеюсь, что в России теперь никто не будет носить таких бриллиантов, как ты»… Обыкновенно взять большой город значило обеспечить себя многим необходимым надолго и с избытком. Полки и дивизии, бравшие города, обогащались. Этим полкам завидовали. Завидовали дроздовцам, поживившимся при взятии Харькова, и марковцам, взявшим Курск. При взятии Курска начальник марковской дивизии генерал Тимановский окружил город караулами и в течение целых суток не впускал в него никого из командированных от штаба корпуса, штаба армии и ставки. Все прибывшие из ставки и корпуса комиссии по учёту военной добычи задерживались на ближайшей станции.
Горькие мысли про «белое дело» и белую эмиграцию
Таких, как я, разочаровавшихся в эмигрантской идеологии и в идеях, защищаемых Врангелем и Бурцевым, много. Нас будет ещё больше. На нас клевещут и нас ненавидят, потому что мы любим не Врангеля, а Россию и, убедившись в истинных целях, к которым стремятся теперешние балканские руководители, снимаем с них маски, ибо мы гораздо больше любим родину, чем Врангель и его друзья, продающие Россию французам, полякам и румынам за право владеть хотя бы одним княжеством московским…
В нашей российской истории, в примерах былых массовых эмиграций мы найдём роковые грани того, к чему неизбежно и с каждым годом быстрее идёт обезумевшая, ослеплённая бессильной ненавистью зарубежная Русь. Ослепило её эмигрантское болото, высосало, обезличило, притупило, подчинило своим неизменным законам и, впитав все цвета эмигрантского спектра, смешало в один густой, безнадёжно-серый комок. Этот серый человеческий комок, оторванный от Родины, будет жить ещё долго, постепенно умирая для России, слепой, озлобленный, смешной и никому не нужный…
За три-четыре года русская эмиграция успела соорганизоваться и выработала свои меры защиты (газеты, контрразведка, террор) против проникновения и распространения враждебных идей, идущих из Советской России. В Америке, в Париже, на севере Африки, на Балканах, в глухих закоулках Китая — повсюду образовывались эти человеческие комки — надёжные кадры будущих «некрасовцев» и «полуверцев». Планомерная пропаганда «священного подвига» углубляет вражду. Какое дело вождям, спекулирующим белым товаром, что русский народ жаждет покоя и мира, что он устал от критики и Гражданской войны и что он не желает возвращаться к порядкам, лелеемым эмигрантами. Какое им дело до подлинной 130-миллионной России. Пусть с каждым днём углубляется пропасть. У них своё представление о России и своя ими хранимая правда. Окаменелость взглядов и преданность исчезнувшим в России формам жизни отражаются во всём…
Преступление Врангеля перед офицерами заключалось в том, что он сознавал безнадёжность начатого им дела и после эвакуации подтвердил, что в Крыму он гальванизировал труп, но сколько тысяч молодых офицерских жизней было принесено в жертву этой гальванизации. Впрочем, и сами вожди белых армий признали узкоклассовый, а не всенародный характер возглавлявшегося ими «Белого движения»…
Это была старая полицейская Россия, и выразителем её идеологии были Кривошеин, епископ Вениамин и специалист жандармского сыска сенатор Климович. Полусумасшедшие фанатики-попы, грабители всех чинов и рангов, мстители из рядов привилегированных сословий, потерявшие с началом революции все прежние привилегии, исступленно мечтавшие о расправах с «бунтовщиками», контрразведчики, сделавшие убийство своей профессией, начальники всех степеней, опьянённые безнаказанностью и безграничной властью над населением, садисты и психопаты, получившие возможность свободно проявлять свои инстинкты и покровительствуемые начальством, тысячи жуликов, спекулянтов, тёмных дельцов, старавшихся урвать что-нибудь в общей неразберихе, — всё это сплелось в кошмарный кровавый клубок, намотавшийся вокруг армии и катившийся вместе с ней от донских степей до Орла и до врангелевской западни в Крыму…
Всё это вместе, трагическое и сумбурное, называемое «Белым движением», было плодом обиды, мести, эгоизма, корысти и недоумения. И меньше всего в нём было государственного, и белая мечта казалась так туманно-неясна или так цинично-эгоистична, что за всё время Гражданской войны верхи белых армий не могли и не хотели определенно её сформулировать, а она была простая и ясная: «Верните нам нашу власть, наши прежние привилегии, наши состояния и наши убытки»…
И повсюду на огромных развалинах России от Орла до Новороссийска и на крошечной территории Крыма картина была одна и та же. Впереди шла армия, насаждавшая ненавистный народу старый порядок, около армии, цепляясь за неё, беснуясь, проклиная революцию и сводя старые счёты, праздновали свою победу все те гонимые революцией классы, которым не было места по ту сторону фронта. За ними шла густая масса спекулирующих и беспринципных людей, которым было всё равно, кого грабить. Это были люди, пользовавшиеся моментом. И на всё это смотрел, волнуясь, ворча, протирая глаза и окончательно просыпаясь, народ занимаемых территорий, который по мере продвижения вперёд белых армий всё больше и сильнее склонялся в своих симпатиях к большевикам…
Государственный строй, который мы защищали своей кровью, жестоко мстил нам за это. Мы не пойдём теперь в Россию защищать и восстанавливать этот строй... В истории России были войны, когда офицеры и солдаты вдохновлялись на бой сознанием, что они идут выручать и спасать какой-нибудь маленький, обижаемый кем-нибудь народ. Это был благородный порыв. Теперь задачи России шире, они необъятны. Россия идёт в первых рядах человечества, освобождая его, творя величайший подвиг, и мы, пробывшие долго в самой гуще рабоче-крестьянской международной массы, мы чувствовали и видели, как к ней, великой красной России, ус-тремлены теперь все надежды и взоры веками страдающей, веками обиженной рабочей человеческой массы. Какое счастье чувствовать теперь себя русским, какое счастье слиться опять со своим народом в одном бескорыстном и чистом порыве!
Офицеры исполнили взятое на себя тяжкое обязательство и во славу идиота-царя, купцов, помещиков, попов и жандармов, во славу мошенников, спекулянтов и эксплуататоров рабочего народа десятками тысяч офицерских могил покрыли Россию от Орла до Чёрного моря и от Урала до Владивостока. Бездарная политика и стратегия белых вождей удесятеряла их жертвы...
|